Фейтфул-Плейс

– Но допустим, тебе во что бы то ни стало приспичило как-то зацепиться. Где бы ты начал?

Я пожал плечами:

– Точно не здесь. В Лондоне или, может, в Ливерпуле. В любом случае – в Англии. Нашел бы группу, которая хотя бы сможет меня кормить, научился бы, что к чему, а там, глядишь, и наверх бы пробился.

– Вот и я так думаю. – Рози отхлебнула вина и откинулась к стенке ниши, глядя на музыкантов, потом как будто невзначай сказала: – А давай поедем в Англию.

Сначала я решил, что ослышался, и уставился на Рози. Она сидела как ни в чем не бывало.

– Ты серьезно, что ли?

– Да, серьезно.

– Господи, на полном серьезе? Без дураков?

– Серьезнее не бывает. А что такого-то?

Чувство было такое, будто Рози подорвала целый склад фейерверков у меня внутри. Финальное соло ударника чудесной серией взрывов прогрохотало по моим костям, так что я чуть не окосел.

– Твой па с ума свихнется, – только и выдавил я.

– Ну и что? Он и так свихнется, когда узнает, что мы с тобой все еще вместе. Так по крайней мере мы к тому моменту будем отсюда далеко. Еще один довод за Англию: чем дальше, тем лучше.

– Конечно, – сказал я. – Правильно. Господи. Но как мы?.. У нас денег нет. Надо ведь на билеты, на квартиру, на… Боже мой.

Рози качала ногой и пристально смотрела на меня.

– Знаю, дурында, – улыбнулась она. – Мы же не сегодня уезжать собрались. Накопим.

– На это месяцы уйдут.

– А у тебя есть еще чем заняться?

Может, было виновато вино; зал раскололся, как орех, стены расцвели невиданными цветами, пол содрогался в такт моему сердцу. Группа закончила мощным аккордом, певец шарахнул себя микрофоном по лбу, и публика обезумела. Я машинально захлопал. Когда буйство улеглось и все, включая музыкантов, потянулись к бару, я спросил:

– Слушай, ты это взаправду?

– Ну а я тебе о чем.

– Рози… – Я поставил бокал и придвинулся к ней, лицом к лицу, встав между ее коленями. – Ты думала об этом? Продумала все вдоль и поперек?

Она снова отпила вина и кивнула:

– Конечно. Я уже несколько месяцев об этом думаю.

– Я не знал. Ты никогда не говорила…

– Не была уверена. А теперь уверена.

– Почему?

– Из-за работы на “Гиннессе”, – сказала Рози. – Волей-неволей пришлось определиться. Пока я здесь, па будет меня туда пристраивать, и рано или поздно я сдамся и соглашусь – потому что он ведь прав, Фрэнсис, это отличный шанс, люди убить готовы за такое место. Стоит мне туда попасть, и я уже не выберусь.

– А если мы уедем, то уже не вернемся, – сказал я. – Никто не возвращается.

– Знаю. В том-то и дело. Как еще нам быть вместе – по-настоящему? Не знаю, как ты, а я не хочу, чтобы мой па стоял у меня над душой и исходил дерьмом еще лет десять, пока не решит, что уж теперь-то мы счастливы. Я хочу, чтобы у нас с тобой все началось по-человечески: чтобы мы делали то, что хотим, и чтобы наши семьи не распоряжались всей нашей чертовой жизнью. Только мы вдвоем.

Свет изменился, все подернулось густой подводной дымкой – и у меня за спиной низким, грудным, сильным голосом запела девушка. Под медленно вращающимися зелеными и золотыми лучами прожекторов Рози стала похожа на русалку, на цветной мираж, сотканный из света; на мгновение мне захотелось схватить ее в охапку и крепко-накрепко прижать к себе, пока она не ускользнула из моих рук. У меня перехватило дыхание. Мы были еще в том возрасте, когда девчонки намного старше парней, а парни взрослеют, расшибаясь в лепешку ради девушек. Я с малых лет знал, что хочу чего-то большего, чем пророчили нам учителя – заводы и очереди за пособием, – но мне никогда не приходило в голову, что действительно можно вырваться и построить это нечто большее своими руками. Я давным-давно понял, что моя семья спятила и восстановлению не подлежит и что всякий раз, как я, стиснув зубы, вхожу в нашу квартиру, очередную частичку моего разума разносят в пух и прах; но как бы ни зашкаливал градус помешательства, до сих пор мне ни разу не приходило в голову, что я могу просто уйти. Я сообразил только тогда, когда Рози понадобилось, чтобы я дорос до ее уровня.

– Поехали, – сказал я.

– Господи, Фрэнсис, придержи коней! Я же не говорю, чтоб ты сегодня решал. Пока просто подумай.

– Я подумал.

– Но… – сказала Рози, помолчав, – твоя семья… Ты сможешь уехать?

Раньше мы никогда не говорили о моей семье. Что-то Рози себе представляла – вся улица что-то представляла, – но никогда о них даже не упоминала, и я был ей благодарен. Рози внимательно смотрела на меня.

Я выбрался из дома, обменяв у Шая тот вечер – с большой выгодой для него – на все следующие выходные. Когда я уходил, ма визжала на Джеки – мол, она выросла такой нахалкой, что довела отца до пьянства.

– Теперь моя семья – это ты, – сказал я.

Где-то в глубине глаз Рози появился намек на улыбку.

– И так будет где угодно, – сказала она. – Даже здесь, если не сможешь уехать.

– Нет. Ты все верно говоришь: это значит, что нам нужно уехать.

Тогда по лицу Рози медленно расплылась широкая, прекрасная улыбка.

– Какие у тебя планы на всю мою оставшуюся жизнь? – спросила она.