На пути Женьки тотчас встали два солдата, но помощь ей вдруг пришла, откуда никто не ожидал. Ксавье отбросил кружки с вином, прыгнул и повис на ноге у одного из солдат. Другой, споткнувшись о мальчика, повалился прямо на ведро с помоями. Сыскник оттолкнул в сторону Матье. Загремела падающая посуда. Шарлотта закричала и отшатнулась. Женька стала прорываться к выходу в трапезную. Марени схватил ее за руку. Она выдернула из-за подвязки нож и вонзила острое лезвие в его поджарое тело. Он вскрикнул и разжал пальцы. Фехтовальщица оттолкнула с дороги визжащую Лизи и выскочила через трапезную на улицу. Пугая своими шальными глазами и окровавленным ножом прохожих, она стремительно понеслась в неопределенном направлении. Вслед раздался выстрел. Девушка резко свернула в первый попавшийся переулок, потом в другой, третий, где со всего разбега наскочила на мальчишку, тащившего какой-то увесистый тючок. Мальчишка отлетел в сторону и упал, тючок развалился, покатились в грязь серебряные тарелки…
— Чтоб тебя, проклятая курица! — взвизгнул мальчишка, но тут же осекся, увидев в руке у «курицы» нож. — Будь я покойник!.. Добрая госпожа?!..
— Жан-Жак?..
— Чего уставилась? Мне тикать надо! Пошла с дороги!
— Сам пошел!
Женька оттолкнула пацана и, не оглядываясь, понеслась дальше.
— Тожа тикаешь? — вдруг, прерывисто дыша, спросил кто-то сбоку.
Фехтовальщица покосилась на Жан-Жака, а это был он, но не ответила. Мальчик схватил ее за руку и потянул за собой куда-то вниз.
— Вставай на коленки и ползи, пока свет не покажется! — велел он. — Шибче! А то сзади прищемют!
Женька сунула нож за подвязку, нагнулась и полезла вперед, распугивая крыс и задыхаясь от жуткого зловония. Ее затошнило, но она не останавливалась и ползла дальше, вляпываясь в темноте в какие-то смердящие скользкие кучи и, стараясь не думать о том, что это такое. Тиски необходимости, в которые были сейчас зажаты ее чувства и мысли, не позволяли ей ужасаться той темной дороге, по которой она продвигалась в стремлении скорее увидеть свет в конце этого отвратного воровского лаза. Жан-Жак, сдабривая нелегкий путь отборной недетской руганью, с той же настойчивостью полз следом.
Наконец, где-то вдали забрезжило слабое свечение, и оба беглеца выбрались на поверхность. Спугнутые их неожиданным появлением, слетели с мусорной кучи вороны.
— Вот чумная кошка! — не успокаивался мальчик. — Таковское добро из-за тебя потерял, чертова госпожа! Я думал, прачка дурная скочет! Ты чего в одеже такой и с ножиком? Собаку что ли прирезала?
— Сыскника… Марени, — тяжело дыша и продолжая нервно шарить по округе глазами, ответила девушка.
— А, так это Лисицу, что ли? Шутишь небось!
— Не до шуток мне сейчас.
— А чего стряслось-то?
— Ловят меня.
— Во как! За что?
— Из тюрьмы сбежала.
— Из тюрьмы-ы? — присвистнул Жан-Жак. — Из какой?
— Из Бастилии.
— Ух, ты! А чего тебя туды сунули?
— За убийство графа д’Ольсино. Пошли куда-нибудь отсюда, мне нужно смыть с рук это дерьмо.
— Пошли к реке.
Мальчик дворами повел фехтовальщицу к реке. При этом он не переставал таращить глаза и раздувать ноздри от смешанных ароматов метаморфоз, которые происходили перед его закаленным носом с девушкой, которую он когда-то назвал «доброй госпожой».
— Послушай, так это ты — маркиза де Шале?
— Тише. Да.
— Вот чумная собака! Так за тебя, говорят, большие денежки дают!
— Дают. Продать думаешь?
— Почто позоришь? Мы своих не продаем! Таковские «продавцы» быстро будут с каменюкой на шее в Сене купаться!
— А разве я своя?
— Раз Лисицу подколола, значит, своя. Я ишо помню, как ты того нарядного дядьку по уху шарахнула. Это по-нашенски! У нас девки тоже бесноватые! Как начнут драться, только космы летят да зубы, у кого ишо есть.
— А за что дерутся-то?
— Как за что? За барахло да за полюбовников. За что ишо вам драться?
Женька засмеялась.
— Ты неглупый пацан, Жан-Жак, тебе учиться надо.
— А я учуся! Как принесу дюжину серебряных тарелок, Герцог обещал на дело с Художником отправить.
— С художником? Ты рисуешь?
Жан-Жак захохотал.
— Ага! Художник, он ножичком рисует, чуешь?
— И ты тоже так хочешь?
— Я хочу, как Арно Волк большой дом грабить.
— Зачем?
— Чтобы знали меня и боялись.
— Тогда я ошиблась, ты еще глупый пацан, Жан-Жак.
— Чего?
— Поэтому учиться тебе все равно надо.
— Сама глупая! Из-за тебя таковское барахло сронил!
На реке Женька и Жан-Жак кое-как смыли с себя грязь воровского лаза. Горячка погони схлынула, под сорочку стал проникать осенний холод. Мальчик был более привычен к уличной жизни, но тоже продрог.
— К лодочнику пошли, — сказал он. — Он тут близко живет.
— Лодочник — это прозвище?
— Не-е, — засмеялся мальчик. — Это просто лодочник. Единожды от стражников меня укрыл. Надо только полено где-нибудь стянуть. У него печка есть, может еще рыбкой покормит.
Женька и Жан-Жак стянули полено с первого же, доступного чужому проникновению, двора и бежали с ним под визгливые крики хозяйки почти до самого домика лодочника.