— Да, но я помог избежать этой же участи его сыну. К сожалению, я не сумел добиться высылки, и он в итоге был отправлен в Венсенский замок, но моя защита не понравилась королю… А вы?.. Дело ваше давнее, сударыня? — тихо спросил Серсо.
— Как вам сказать?.. Это было месяц назад в Булонском лесу.
Адвокат вдруг свернул свои бумаги и оглянулся так, будто их кто-то мог подслушать в этом безмолвном окружении желтой воды.
— Хм, — качнул головой Серсо, и щеки его порозовели. — Неужели вы говорите о графе д’Ольсино, сударыня?
— Да, о нем.
— Хм… насколько я знаю по разговорам в коллегии, дело это гиблое.
— Почему гиблое, сударь?
— В свое время можно было попытаться добиться высылки и отступных, но маркиза де Шале все осложнила своим побегом. Убиты два охранника… и очень жестоко убиты.
— Они хотели изнасиловать ее по приказу де Брука.
— Это, конечно, неплохо, то есть… простите, я хотел сказать…
— Я поняла, сударь.
— Да, но чтобы подтвердить факт такого приказа, потребуются доказательства.
— Дело еще в том, что… маркиза де Шале была в это время беременна.
— Вот как?
Адвокат поморщился.
— Вы не верите, сударь?
— Нет, это… Вам следует сменить одежду, сударыня. От нее жутко пахнет.
— Я ползла воровским лазом.
— Понятно. Что ж… то, что вы беременны, это неплохо, — стал открыто общаться догадливый адвокат. — Есть шанс смягчить приговор, хотя я не помню таких историй в практике последних лет. Да, случай очень интересный… Давайте вот что — срок моего отстранения от уголовных дел кончается через три недели. Я квартирую в «Колесе фортуны». Найдете?
— У меня сейчас нет ни денег, ни связей, сударь.
Лодка ткнулась носом в пристань, где раскладывали белье прачки, но Серсо не спешил выходить.
— Тогда попробуйте дождаться мужа и связаться с ним. Дело громкое. Тут при любом исходе можно прославить свое имя. Не ожидал, что мне так повезет, тем более с утра!.. И вы так юны… а некоторые говорят, что вы исчадие ада…
— Врут. Люди любят сказки. Теперь я хотела бы получить плату за перевоз.
— А… плату? Сколько?
— А сколько вы платили Симону?
Серсо заплатил за перевоз, после чего долго смотрел, как Женька гребет обратно, совершенно позабыв о том деле, по которому так спешил.
Разговор с адвокатом ободрил фехтовальщицу. Серсо оказался не глуп, говорил толково, и глаза его светились не только азартом будущего шумного дела, но и участием. Она была уверена, что он ее не сдаст и на него можно положиться. Радовали и те небольшие деньги, которые ей удалось заработать. Пожалуй, они радовали ее даже больше самой встречи с адвокатом.
Лодочник, когда девушка вернулась в дом, проснулся. Сгорбившись, он сидел на своем лежаке, кашлял и сплевывал на пол.
— Ты кто? — спросил он Женьку, глядя на нее мутными глазами.
— Жанна. Вы вчера пустили нас переночевать.
— Переночевала?
— Да.
— Тогды ступай прочь… Нечего тут.
— А можно с вами остаться?
— Со мной? Зачем?
— Вы больны. Я на перевозе помогу.
Лодочник хотел что-то сказать, но снова закашлялся и, закутавшись в дырявое одеяло, повалился на лежанку. Женька тем временем еще раз перебрала имеющееся в лачуге барахло и нашла там женскую залатанную накидку. Возможно, у лодочника когда-то была жена. В верхнем крае накидки девушка проковыряла ножом дырки, просунула туда веревку, которую тоже обнаружила на чердаке, и заменила накидкой старую вонючую юбку. Веревка поддерживала накидку на талии вместо пояса. Под накидку Женька надела широкие штаны, найденные в том же барахле, тканевым жгутом прикрутила к правой ноге нож и только после этого вернулась в лодку.
За два часа фехтовальщица перевезла еще пять человек, потом сходила к лавкам и купила еды — несколько лепешек и бутыль чистой воды. Завтраком она поделилась с лодочником. Тот молча сжевал лепешки и снова погрузился в болезненную дрему. Женька вернулась в лодку и продолжила работу.
К вечеру вдруг появился Жан-Жак. Он принес краденные калачи, посмеялся новой деятельности «доброй госпожи» и спросил:
— Так и будешь здеся перебиваться, маркиза?
— Буду пока.
— Хочешь, до наших сведу?
— А что мне у вас делать?
— А что Герцог назначит. Можа кошели срезать, а можа и в налет пошлет. То, что Марени продырявила, ему понравится.
— Нет, такой жизни мне не надо.
— А какой надо?
— Мирной.
— Ха! Мирной? Тебе? Разве ж у тех, кто с ножичком ходит, мирная жизня бывает?
Жан-Жак ушел, а фехтовальщица осталась у лодочника. Заработав к вечеру еще немного денег, она снова купила еды и два полена. Ночью удалось немного прогреть каморку. Чтобы тепло держалось дольше, девушка законопатила щели особо ветхим тряпьем, плотно прикрыла двери и окна. Спала она рядом с очагом, а проснулась, когда стала подмерзать. К этому времени уже рассвело, и фехтовальщица снова вернулась к работе, чтобы разогреть себя движением.
Так она прожила у лодочника целую неделю, кое-как перебиваясь сама и поддерживая жизнь больного хозяина. Однако тот не спешил с благодарностью, — в один из дней он встал и велел девушке убираться.
— Это моя лодка, я не собираюсь тебя кормить.
— Меня? Да это я вас кормлю уже неделю, сударь!