Фехтовальщица (СИ)

Монсо продолжал съемки «Фаворита». Фильм был о другом любимце Людовика Тринадцатого Сен-Маре, которого по иронии судьбы тоже звали Генрихом. Об этом профессор рассказал Женьке в машине, когда они ехали на съемочную площадку.

— А де Шале? — спросила фехтовальщица. — Он… что с ним?

— Генрих де Шале будет казнен в тысяча шестьсот двадцать шестом году.

— За что?

— За участие в заговоре брата короля против Ришелье. Господин де Шале сначала ввяжется в заговор, потом по глупости всех сдаст, потом покается, но, к сожалению, уже будет поздно, и его казнят.

— Тоже отсекут голову?

— Да, но весьма неудачно. Его друзья похитят палача, однако их усилия окажутся напрасными. Казнь не отменят и назначат палачом совершенного неумеху. К тому же еще и меч окажется тупым. Будет нанесено множество ужасающих ударов, и все это на глазах его бедной матушки… Пожалуй, это страшно даже для той эпохи, так что вас я еще пощадил, Женечка.

— А Генрих? Это его будущее с тупым мечом… это вы все тоже придумали?

— Увы, судьбу Генриха де Шале сочиняла сама история.

— История? А вы разве не можете в нее вмешаться и как-то там подправить?

— До такой степени не могу. Я и так несколько вольно обошелся с его личной и семейной жизнью. К моему авторскому счастью, Окно не заблокировало эти вольности.

— А может?

— Может.

— А Сен-Мар? — проглотив сухой ком в горле, спросила Женька.

— Этот молодой человек тоже был излишне самоуверен и не извлек никаких уроков из печальной истории своего предшественника. Король же к сорока годам сделался очень болен, что совершенно испортило его характер, и бедняга Сен-Мар кончил так же.

На съемочной площадке «Фаворита» было шумно и пестро. Действие фильма происходило на пятнадцать лет позже той жизни, из которой недавно вернулась фехтовальщица, тем не менее, яркие костюмы, лошади и шпаги на перевязях щеголеватых всадников несколько смутили ее сознание. Невольно она начала искать в толпе знакомые лица, и вдруг нервно схватила профессора за руку. Рядом с Лепа, который занимался с ней полгода назад, она увидела де Санда. Оба разговаривали с невысоким и очень озабоченным мужчиной в тонированных очках. В конце разговора де Санд раздраженно взмахнул руками и отошел в сторону. Лепа, продолжая в чем-то его убеждать, направился за ним.

— Это… это кто? — в некотором шоке повернулась к Монрею Женька.

— Это Фредерик Монсо — режиссер. Я уже четвертый фильм с ним работаю.

— Нет, тот, что отошел.

— Даниэль Данкур, постановщик фехтовальных сцен. Они работают в паре с Лепа. Лепа муштрует, Данкур ставит.

— А…

— Тише-тише, это не де Санд, Женечка, это его, если можно так выразиться, прообраз. Я взял для сюжета его внешние черты.

— А характер?

— Да, и характер. Я беру характер, если это подходит для персонажа и я сам хорошо знаком с его прообразом.

— А он об этом знает?

— Нет.

— А я могу с ним поговорить?

— Можете, только позже. Данкур не любит, когда его отвлекают от работы.

Монсо, продолжая быть озабоченным, поздоровался с Монреем и его спутницей вскользь, после чего вновь стал с досадой потирать затылок.

— Какой дурной день, Марк! — поморщился он.

— Почему? Опять кто-то не приехал?

— Основной оператор! А я тут столько людей собрал! Мориса с другой съемки сдернул!

— Ларош не приехал? А что с ним?

— Три недели кашлял, чуть ли не задыхался, а сегодня с температурой слег! — досадовал режиссер. — Говорят, едва не бредит. Никто не знает, что это.

— Возможно, аллергия.

— Хм, если только на игру некоторых актеров. Ларош всегда был здоров, как бык!

— Так, может быть, поставить за камеру кого-нибудь другого?

— Нет, только Ларош! — категорично заявил Монсо. — А это что за девушка с тобой? Я ее где-то видел. Она не актриса?

— Это Женечка Шмелева. Она приехала к Эдмону. Ее еще искали. Помнишь, я говорил тебе?

— А, ну да… Я что-то такое слышал в новостях. Да-да, это была ее фотография. Я отметил лицо. Очень выразительное лицо. А у вас не будет неприятностей?

— Надеюсь, что нет. На днях это дело будет закрыто.

Лепа, увидев свою бывшую ученицу, улыбнулся и подошел к ней.

— А, здравствуйте, Жени! Как, однако, жаль, что вы угодили в эту аварию! Марк сказал, что вас сбил какой-то пьяный мотоциклист, и вы сломали то ли ребро, то ли руку.

— Шею, — подсказала фехтовальщица и переглянулась с профессором.

— Да, я вижу, — совершенно серьезно кивнул Лепа, глядя на ее шрам. — Вы, однако, сильная девушка, раз не стараетесь прикрыть подобную отметину.

— Я фехтовальщица.

— Помню-помню… Фредерик, а может быть, ты вернешь эпизод с Вирджини? — вдруг предложил Лепа. — Это очень хорошая сцена после того скучного разговора!

— Скучного разговора? — кашлянул режиссер и покосился на Монрея.

— Я не обижаюсь, Фредерик, — махнул рукой Монрей. — Лепа — фехтовальщик и для него все разговоры будут скучными.

Лепа, тем не менее, продолжал уговаривать режиссера вернуть в фильм эпизод, для которого он полгода назад готовил русскую фехтовальщицу.

— Что ж… если после «скучного разговора», — произнес задумчиво Монсо, — то можно попробовать, — он пристально посмотрел на девушку и поправил очки. — Что скажешь, Марк?