Фехтовальщица (СИ)

Фехтовальщица очнулась в небольшой полутемной комнате на широкой кровати, покрытой шелковой простыней. Края тяжелого узорчатого балдахина были подобраны золотыми шнурами, а возле изголовья на небольшом столике стояла ваза с розами.

Голова была тяжелой, а от сладкого запаха роз тошнило. Из забытья девушку вывело не только это, но и неприятные ощущения в запястьях, привязанных к витому столбику, рук. Из одежды на теле осталась одна рубаха, да и то не та, которую ей дал де Гран.

«Граф меня изнасиловал», — было первое, что пришло на ум полураздетой девушке. Она подумала об этом с оттенком какого-то тупого равнодушия, будто о ком-то другом, но скоро поняла, что поторопилась с этой мыслью, поскольку, несмотря на отсутствие опыта в интимной жизни, Женька догадывалась, что неприятные ощущения в таких случаях распространяются гораздо дальше связанных рук.

Фехтовальщица подергалась, пытаясь ослабить веревки, но этим отчаянным движением, напротив, еще больше затянула их. От движений вздернулась рубаха, оголяя и без того открытые ляжки. Снизу послышались шаги. Женька снова заерзала и, кое-как перевернувшись на живот, сползла за кровать, чтобы не лежать в позе, растянутой для опытов, лягушки.

Открылся люк в полу, и в комнату поднялся, держа свечу, Филипп. За ним следовал граф. Он подошел к ложу и посмотрел на фехтовальщицу именно так, как она меньше всего хотела, то есть, как на ту самую, подготовленную для препарирования, лягушку.

— Можно узнать ваше имя, девушка? — улыбнулся д’Ольсино, будто пришел пригласить ее на чашку чая.

— Какое вам дело до моего имени?

— Мне нужно знать его, если мы будем дружить.

— Мы не будем дружить.

— Ну-ну, не делайте поспешных выводов. Как ваше имя? Я ведь должен как-то обращаться к вам.

— Меня зовут Жанна… Жанна де Гран.

— Хм, так значит, вы не племянник, а племянница королевского управляющего?

— Что это меняет?

— В самом деле, ничего.

— Зачем вы меня раздели?

— Я разрешил Себастьяну вас выпороть. Он обижен, и очень просил меня об этом. Однако когда с вас сняли одежду, и обнаружилось, что вы девушка, я решил поступить с вами иначе.

— Понятно, — усмехнулась фехтовальщица.

— Не надо торопиться с выводами… Меня сейчас занимает девственность не вашего тела, а вашей души. Сначала я нарушу именно ее, и это будет наслаждение не грубое, а высокое, достойное нас обоих. Полагаю, что вы скоро поймете, о чем я.

Однако Женька хорошо поняла, что дело, в любом случае, одним «высоким» не ограничится.

— Ваши глаза будут светиться ужасом и восхищением, — продолжал д’Ольсино. — Вы сами захотите быть со мной.

— Что? С вами?

— Да. Сейчас сюда придут дети. Они привяжут нас друг к другу.

— Дети?.. Зачем? Что значит «привяжут»?

Но граф не ответил, он только улыбнулся и снял плащ, оставшись в одной сорочке и штанах. Его спортивную фигуру схватывал широкий пояс, который обычно предпочитали носить пираты или разбойники. На поясе висели два узких кинжала, и фехтовальщица уставилась на них, как завороженная. Кинжалы были вставлены в золотые ножны, а рукояти их украшали мелкие красные камни, похожие на рубины. Возможно, это и были рубины, но сейчас они напоминали глаза хищников, затаившихся в засаде, и светились в полутьме мрачным предвкушением близкого пиршества.

— Нравится? — заметил взгляд фехтовальщицы д’Ольсино. — Теперь я окончательно уверен, что мы подружимся, если не в этой жизни, то в другой. Это те самые толедские стилеты, о которых я говорил. Хотите посмотреть лезвие? Впрочем, не будем торопиться. Вы еще увидите эти превосходные вещицы в работе.

Дети, о которых упоминал д’Ольсино, в самом деле, пришли. Их привел де Барбю, на лице которого продолжала блуждать все та же влажная улыбка. Это были роскошно одетые мальчик и девочка лет восьми-девяти. Они поздоровались с графом, называя того по имени, и с любопытством посмотрели кругом. Привязанная к столбику кровати девушка их позабавила, но не удивила.

— Она тоже будет играть с нами? — спросил мальчик.

— Да, Доминик, — ответил граф.

— Но ты привязал ее, — не поняла девочка.

— Еще не привязал, Бертиль. Это только веревки.

— А где наша матушка? Ты говорил, что сегодня мы увидим ее.

— Увидите. Себастьян, госпожа де Рошаль уже приехала?

— Да, ваша милость.

— Филипп, проводи ее сюда.

Через минуту наверх поднялась девушка в дорогом платье и шляпе с тщательно завитыми перьями. Для обычной дворянки девушка выглядела несколько необычно. Ее густые волосы цвета воронова крыла не были собраны в прическу, а свободно падали на плечи и спускались вдоль спины ниже, стянутой бархатным корсажем, талии. Кожа лица, неестественно бледная на фоне этих волос, казалась гипсовой маской. Только в черных глазах ее волновалось что-то почти безумное.

Филипп, подставил девушке стул, а сам, опустив припухшие глаза, подошел к графу.

— Может быть, вы разрешите мне сегодня уйти, ваша милость? — попросил он. — Я болен.

Слуга действительно мелко дрожал и, будто зяб, кутал одна в другую сухие руки.

— Молчи и делай, что велено, — велел граф.

Филипп еще ниже наклонил голову и отошел в сторону.