— Госпожа де Рошаль давно знается с Камилем. У них загородный дом неподалеку.
Старик вдруг тяжело вздохнул и заплакал.
— Граф когда-нибудь убьет и вас, — сказала фехтовальщица.
— Да, я заслужил и… я устал… Он видит это. Конец мой близок.
Филипп упал на колени перед кровавым ложем и стал молиться.
— Помогите мне бежать, Филипп, — попросила девушка.
— Да, я мог бы… но это невозможно, за дверями Лабрен.
— А за окном?
— За окном пруд и высоко. Мы в угловой башне. Я лучше принесу вам поесть.
— Тогда, тогда спасите хотя бы того архитектора? Он еще жив?
— Архитектор? Да, его никто не сторожит. Я, пожалуй, помогу ему, хотя вряд ли уже Господь простит меня.
— Сами тоже уходите.
— Нет-нет, я не брошу Камиля… Бедный мальчик.
Филипп ушел, а фехтовальщица кое-как встала и подобралась к окну.
Внизу действительно находился пруд, и было высоко, но зато дальше тянулись луга, поля и поблескивала на солнце узкая лента Марны… «Надо прыгать, другого случая не будет», — подумала фехтовальщица, но вдруг, словно, услышав чей-то зов, обернулась. Мертвые дети продолжали лежать на кровати. Раны мальчика еще кровоточили, а ужас в глазах Бертиль превратился в укор. «Почему я не двинула этого урода ногой? — вспомнила свое странное оцепенение девушка. — Я бы могла ее спасти… Или не могла?.. Все равно надо было двинуть! У меня сильные ноги. Я бы одним ударом вышибла эти порченые мозги!»
Женька вернулась к страшному ложу, накрыла детей краем простыни и положила сверху розы из вазы в изголовье. Она хотела выразить свою боль, но получилось что-то совершенно другое, похожее на тот красивый склеп, который хотел построить для своей убитой жены д, Ольсино.
Фехтовальщица нахмурилась и снова направилась к окну. Протиснув свое побитое тело в его узкий проем, она сильно оттолкнулась от края ногами и прыгнула вниз. Плюхнувшись в мутную воду пруда, словно подраненная лягушка, девушка поплыла к берегу. Едва добравшись до него, она вылезла на сушу и побежала к реке прямо через поля. Ее могли увидеть из окон графские слуги, но у нее не было другого выхода, и она неслась по колючей стерне, точно сумасшедшая. С испугом и недоумением смотрели на пробегающую мимо полуголую девушку жнецы.
Тяжелое дыхание разрывало грудь, горела, иссеченная плетью, спина, а мокрая рубаха графа, прилипнув к горячему телу, словно превратилась во вторую кожу, отчего Женьке казалось, что это граф держит ее своей влажной рукой, и побег ее напрасен.
Не добежав всего полусотни метров до реки, совершенно измотанная этим отчаянным рывком к свободе, фехтовальщица не выдержала и свалилась рядом с какой-то сутулой крестьянкой.
— Паскуала, гони ее! — крикнули селяне. — Это, видать, графская девка! Вона за ней уже скачет кто-то!
Фехтовальщица оглянулась. Ее действительно нагонял всадник. Он несся за ней прямо через поле. Это был де Барбю.
— Эй, стой! Не уйдешь!
— Беги к реке! — толкнула девушку Паскуала. — Там ниже брод есть! Еще поспеешь! На королевский берег он не сунется!
Измученная беглянка собрала последние силы, поднялась и, шатаясь, как пьяная, побежала дальше. Де Барбю захохотал, соскочил с лошади и, размахивая шпагой, помчался наперерез, стараясь перекрыть путь к реке. Женька метнулась в сторону, но споткнулась о какую-то корягу и упала.
— Черт! — прохрипела она, и хвостатый будто услышал — она запнулась не за корягу, а за свой арбалет, который спрятала в траве.
Фехтовальщица схватила его, приложила к плечу и развернулась к де Барбю всем своим горячим телом… Вспыхнули сатанинским огоньком глаза…
— Эй… брось!.. — застыл на месте графский любимец.
Девушка задержала дыхание, коротко прицелилась и с хриплым выдохом спустила курок… Ярко сверкнул на солнце стальной наконечник… Себастьян заорал, уронил шпагу и схватился за живот. Жнецы закричали, хотели подойти, но Паскуала преградила им путь.
— Беги, девка! — крикнула она фехтовальщице. — Слышишь, собаки лают? Беги!
Женька вскочила и помчалась к реке. Короткий отдых с пальцем на спусковом крюке каким-то образом придал ей новых сил. Вдалеке действительно слышался лай собак и крики, но фехтовальщица уже увидела свою лодку, подбежала, прыгнула в нее и стала выгребать на середину. Весла, словно в кошмарном сне, казались ей весом по пуду… Девушка не выдержала.
— Де Гран! — заорала она в солнечный воздух. — Де Гран! Раймон! Кристоф!..
Жуткое ощущение того, что лодка совсем не движется, еще больше испугало ее, хотя на самом деле она гребла довольно сильно. Не имея возможности сесть на выпоротую задницу, Женька махала веслами, стоя на коленях. В глазах ее вдруг потемнело, и она плыла вслепую, пока лодка не ткнулась во что-то. Это вернуло ей зрение. Какой-то дюжий мужик, стоя по пояс в воде, потащил девушку на себя. Ему помогал Раймон, а де Гран командовал с берега. Фехтовальщица ничего не понимала, а только плакала и повторяла:
— Я убью его… я убью… я убью…
Горячка
Девушку устроили в доме, в одной из комнат второго этажа. Де Гран позвал к ней жену повара Симону и его дочь Анну, которые первым делом сняли с беглянки мокрую рубаху.