Феномен ДБ

Эти мечты, не менее светлые, чем декларируемое им будущее, Быков озвучил в декабре 2010 года, ещё до президентских выборов. Тогда же у него возникла мысль об объединении на базе умеренного национализма. Кого при этом он имел в виду? Просто не решаюсь высказать свои догадки. Если поверить Быкову, будто Россию построили евреи, если поверить, что нарекли их так антисемиты, и наконец, учесть, что русские от строительства России самоустранились, тогда кому и с кем, и на какой основе предстоит консолидироваться? Есть опасение, что Быков собирается всех и всё переименовать, начав с объявления евреев русскими, а затем на базе таким вот образом сконструированного национализма двигаться вперёд. Жаль только, что направление движения не нашёл нужным сообщить. Да, чуть не забыл – там же, в этом тексте Быкова, появились ещё какие-то национал-технократы без указания их национальной принадлежности. Опять же могу лишь предположить, что переименовав евреев в русских, Быков другую часть населения России намерен ещё как-то обозначить [143]:

«Я отнюдь не исключаю того варианта, что люди дела в России объединятся. Никакой программы, кроме умеренного, этического, скорее, национализма, я для этого не вижу. И вот победа умных и здравых, не погромных националистов представляется мне весьма перспективной».

Однако мало Быкову одних националистов, мало примкнувших к ним национал-технократов. По мнению Дмитрия Львовича, в это содружество людей должны влиться ещё и утописты, и альтруисты, и вообще все те, у кого есть хоть какая-то позитивная программа и желание против чего-нибудь протестовать. В общем, «социально воспитанные» люди просто обязаны в этом движении участвовать и что-то предпринять. К счастью, на этот раз обошлось без космополитов, а то ведь беды опять не миновать [143]:

«Технократы-утописты, они могли бы вытащить Россию. Потому что, во-первых, это люди дела, а во-вторых, убежденные альтруисты. Люди, которые думают о других. Люди, которые социально воспитаны. Которые думают не только о личном процветании. Я думаю, что если бы люди склада Гастева или Платонова в России победили бы в 20-30-е годы, у нас была бы весьма передовая страна. И этот шанс, в общем, сохраняется. Если бы возникло единение всех протестных сил, у которых есть позитивная программа. А это единение не исключено. Вот в их рядах я себя вижу».

Странно, но в этих сплочённых рядах в 2010 году почему-то не нашлось места либералам. Уж если объединять всех недовольных, без либералов никак не обойтись – ведь они «числом поболее», чем те же утописты или никому не ведомые технократы-националисты. Возможно, тут сказалась давняя неприязнь или какая-то обида – ну, скажем, Немцов в трамвае место Быкову не уступил. Теряюсь в догадках, но ничего достойного этой книги в мою бедную голову так и не приходит. Возможно, сам Быков где-то уж слишком глубоко, на подсознательном уровне затаил обиду, а потому требуется время, чтобы понять – что, как и аочему?

Только через год, в преддверии выборов, Быков разъясняет нам причину такой дискриминации по отношению к либералам, рассматривая возможные кандидатуры на пост премьер-министра, в частности, шансы Михаила Прохорова и Алексея Кудрина [153]:

«Премьером может стать <…> кто угодно, но человек либеральной репутации. Другое дело, что эта либерализация приведёт отнюдь не к раскрепощению прессы или раскрепощению выборов, а к тому, что будет жёсткое квазилиберальное наступление на льготы, на последние остатки социалки, на пенсионный возраст, о котором сегодня уже говорят. То есть это будет <…> научная система выжимания пота в сочетании с научной системой зажимания рта».

Вот даже как! Совсем не ожидал подобного от Кудрина. Тут альтруизмом даже и не пахнет – одно лишь квазинаучное закручивание гаек. Не дай бог, талоны на продовольствие надумает ввести. В общем, ужасны сами по себе эти либералы и очень страшная получается картина, если страна окажется под их пятой – настолько страшная, что попросту не верится. Но что поделаешь, Быкову виднее: он человек общительный, у него гораздо больше информации, по долгу службы ему приходится разговаривать с разными людьми на презентациях, в фойе концертных залов, в ресторанах, в Домжуре или в Доме литераторов. Возможно, по результатам этих разговоров он и пришёл к печальным выводам. И в ожидании либеральных перемен пал духом окончательно и бесповоротно [154]:

«В России очень тошно, вот, исключительно тошно. И эта тошность – она не зависит от того, воруют или нет. Не зависит от того, как агитируют. Она, вот, зависит исключительно от одного – от процента фальши и лицемерия».