Феномен двойников (сборник)

Хозяин отправился проводить Стета — видно, было что сказать. Вернулся хмурый, покосился на них, порхнул к столу, но не сел — просто придержался за крышку.

— Вы как, уже устроились?

— Нет, — ответил Майх. — Сразу сюда.

— Паршиво. Можете пролететь. Полный набор — с жильем туго. Вы в каком статусе?

— Ни в каком. Свободный.

— Вот как? — спросил Лен довольно подозрительно.

Майх весело поглядел на Хэлана, словно позабавиться приглашал, и он нехотя улыбнулся в ответ. Да, пожалуй, стоит. Если заврешься…

— Вот так. Ловкость рук. — Он вытащил из кармана жетон, показал, подкинул на ладони.

— Можно сказать, одолжил.

— Взял и одолжил?

— Покажи ему, Эр, — попросил Майх.

Вот поганец! Я же всю реакцию потерял, опозорюсь…

— Куда мне! — ответил он устало. — Подыхаю. Ваш лекаришко, тот прямо сказал, мол, стар для нормальной адаптации. Ладно, попробую. Дай руку, а то улечу.

Лен нехотя протянул руку; Хэлан встал, как раз так, чтоб взлететь. Дал Лену себя приземлить и на миг навалился на него. Руки не подвели. Детский фокус — все мы через это проходили, главное — сноровку не потерять. Ладонь его неощутимо скользнула по груди Лена: один карман, другой — есть!

Он отстранился и показал пластинку с выбитым номером — какой-то пропуск.

— Твое?

Лен глянул удивленно и полез по карманам.

— Ловко! Ты что, этим занимался?

— Зачем? Так… для дела.

Поймал руку Майха, сел и закрыл глаза. Опять покатило. Сдохнуть бы, что ли…

— Ты гляди, — сказал Лен, — правда, доходишь. Где ж это вас пристроить? Тут, что ли? — оглядел с сомнением комнату. — Вы как?

— Лишь бы мы тебя не стеснили, — ответил Майх.

— А что мне? Прокантуюсь. Вас хоть как звать-то, гости дорогие?

— Эрас, — ответил Хэлан, не открывая глаз.

— Тиэм, — сказал Майх.

…Он шел по лестнице. Железная лесенка без перил текла из ниоткуда в никуда. Ни начала, ни конца, только тьма под гремящим железом и клубящийся страх внутри. Тот особый бесформенный страх, от которого слабеют колени.

Он шел, лестница грохотала, звук удвоился, кто-то спускался навстречу — из никуда в ниоткуда: маленькая фигурка на блестящей черте. Он рос и страх рос, лестница грохотала, бездна была вокруг, черное, ледяное ничто, и был только он и твердое под ногами, и тот, кто стоял на пути, и надо было бить; Хэлан ударил первый прямо в это ничье, никакое лицо. Тот улыбнулся. Медленно, равнодушно улыбнулся и столкнул Хэлана вниз.

Он летел, летел, страх погас, только стылая звенящая пустота росла, ширилась, раздвигалась, раздирала на части. Он не хотел, он боролся, он сжимал себя в твердый комок, что-то мелькнуло мимо глаз, руки поймали твердое, вцепились, тело потянуло вниз, оно было тяжелое, как свинец, пальцы закостенели на твердом, он все пытался подтянуть безвольный мешок тела. Что-то коснулось руки, это был тот, он молча отдирал вцепившиеся пальцы, разжимал их один за другим.

И Хелан, оскалясь, схватил эту подлую руку, рванул — и они вместе полетели вниз. Они летели, сцепившись, и не было ни страха, ни холодной пустоты падения — только отчаянное желание заглянуть в это ничье лицо. Увидеть — и узнать.

Он коротко застонал и открыл глаза. Все тот же неживой свет стоял в комнате, и та же ватная тишина. Лена не было. Майх один сидел за столом и работал. Занятно это у него получается: не он работу ищет, а она его находит. Это он себе корчится — Майх вкалывает. Ему легче.

Майх вскинул голову на движение, улыбнулся.

— Ну как, Хэл?

— Лучше. А хозяин где?

— На работе. Часа три как ушел. Встанешь?

— Ага, — сказал Хэлан и встал. Вроде ничего, только противное такое чувство, будто стоишь на тоненькой жердочке над ямой: шевельнись — и вниз.

— А как насчет перекусить?

— Можно.

Здесь, на Тенаре, было паршиво с водой — скудной порции, которую выдал автомат, еле-еле хватило умыться. А до столовой прыгали минут 12 — целое путешествие по здешним масштабам.

Разменяли монету на жетоны, взяли по порции подогретого мяса. Майх мигом управился, еще и за добавкой пошел, а Хелан ковырнул и отодвинул.

Вернулись к Лену; Майх опять сел за работу, а Хелан пошел по комнате. Проклятый сон! Он не верил снам и не искал в них предсказаний. Он очень верил снам, потому что знал: всякий кошмар — это какая-то дневная мысль, не додуманная тобой до конца. Дневная мысль или дневной страх, то, что ты днем прятал от себя… почему?

— Опять плохо? — спросил Майх.

— Да нет. Неспокойно. Вроде бы я что-то упустил. Что-то где-то…

— Ты не бегай, — сказал Майх. — Ложись, скорей втянешься.