Как отмечают С. А. Красильников и Л. Виола, труд представлял собой для спецпереселенцев прежде всего «средство выживания, и только затем он мог эволюционировать в средство к существованию, удовлетворению своих потребностей, инструмент повышения социального статуса и т. д.» [Красильников и Виола 2006: 50]. Эту эволюцию позволяют проследить интервью, причем многие из них заставляют не согласиться с другим выводом этих авторов, отмечающих отсутствие позитивной мотивации к труду у спецпереселенцев, которые, по их наблюдениям, рассматривали его прежде всего как возможность покинуть спецпоселение [Красильников и Виола 2006: 50]. В воспоминаниях респондентов, прошедших опыт послевоенного «вечного» спецпоселения, можно найти признаки именно позитивной мотивации, если считать таковой нацеленность на реконструкцию своей жизни в новых, пусть и очень тяжелых условиях и рассматривать труд во всех его формах.
В воспоминаниях Йозаса Миляуцкаса труд предстает в качестве способа наладить, (ре)конструировать жизнь, а нередко и как источник удовольствия и гордости – например, когда он упоминает свой первый колесный трактор или рассказывает о том, как пригонял за 500 км из Иркутска комбайны. И сегодня, шестьдесят лет спустя, он подробно описывает, сколько зерна его семья получала на трудодень и как это количество росло по мере улучшения ситуации:
Потом уже, через два года, мы получили 70 кг пшеницы. За год! 10 копеек на трудодень тогда платили. А потом, когда я стал трактористом, комбайнером работать, мы по 8, по 10 центнеров, по тонне, по полторы тонны получать стали. Скот стали тогда кормить, свиней кормить, коров кормить, гусей. Мельница своя была, мололи муку свою. Стали жить… [AS].
Ему вторит и Антанас Каунас, который с видимым удовольствием рассказывает и о работе на тракторе, и об охоте, которая когда-то в голодные годы помогала выжить его семье, а потом на всю жизнь стала его главным увлечением (и дала возможность немного подрабатывать)[392]
. Зато в уже цитировавшемся выше интервью Елены Паулаускайте труд предстает прежде всего в качестве непосильного бремени. Младшая дочь зажиточных крестьян, она была выслана из Литвы подростком вдвоем с немолодой матерью. В Сибири ей пришлось пойти работать в колхоз и взять на себя обеспечение семьи. Тема изнурительного труда красной нитью проходит через все ее интервью, возникая по разным поводам, например при упоминании школы, в которую ходили некоторые ее подружки («А мне надо было работать»), в ответ на вопрос, ходила ли она с другими детьми в лес за ягодами («Какая ягода, когда мы работали!»), или по поводу реакции на сообщение о смерти Сталина («Да, люди слушали радио… – А вы? – А что я, я пришла с работы, лежала…»). Тем не менее и в ее воспоминаниях отчетливо звучит идея постепенного улучшения материального положения как спецпереселенцев, так и остальных колхозников и гордость за свою репутацию хорошей работницы. В ее рассказе примерная работа и связанное с ней общественное признание служат основой для своего рода «само-реабилитации», например, когда она говорит: «Я работала безотказно всегда, меня награждали подарками…» – в ответ на вопрос, не опасался ли ее будущий муж, демобилизованный комсомолец, жениться на литовке-спецпереселенке.Рис. 6.2. Бригада литовских и бурятских лесорубов с электропилой, Бурятская АССР, 1952 год. © Rymgaudas Ruzgys и Archives sonores. Mémoires européennes du Goulag
Архивные документы подтверждают, что на спецпереселенцев распространялось действие тех незамысловатых механизмов поощрения, которые применял режим для поднятия дисциплины и производительности. В послевоенные годы в Иркутской области имена спецпереселенцев: литовцев, молдаван, украинцев – регулярно встречаются среди победителей соцсоревнования, стахановцев и бригад, получающих переходящее Красное знамя [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30. Д. 545. Л. 28; Д. 546. Л. 38, 225]. Особенно востребованными были навыки механизированного труда (вождение трактора или грузовика, опыт использования электропил и прочее). Они позволяли, например, получить доступ к более престижной работе тракториста или шофера или повысить производительность, а следовательно, и оплату труда спецпереселенцев в леспромхозах (рис. 6.2)[393]
. Молодежь из числа «спецконтингента» шла на курсы механизаторов, шоферов, а взрослым спецпереселенцам в условиях дефицита обученной рабочей силы порой удавалось получить доступ к этим профессиям благодаря имевшемуся у них практическому опыту [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30.