Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Наконец, подавляющее большинство британских лагерей появилось в результате колониальных успехов империи, в то время как в метрополии таковых – не считая работных домов и немногочисленных трудовых колоний (а также лагерей для интернированных во время мировых войн) – никогда не было[545]. Зачастую власти с куда большей охотой санкционировали применение грубой силы где-то на окраинах империи, чем в метрополии, поскольку насильственными методами намного легче и удобнее осуществлять надзор и контроль над огромными безличными массами местного населения колоний. Кроме того, лагеря оказались наиболее действенным инструментом подавления и собирания кочевых (а значит, таящих в себе угрозу) племен в одном строго определенном поселении; причем «собирание» понималось часто в духе обезличенной метафоры загона диких зверей на охоте. Вместе с тем британское общество было куда глубже интегрировано с государством, отчего общественный контроль напрямую зависел – по словам Мишеля Фуко – от «либерального правленитета»

[546]: то есть коллективного внутреннего переживания и проживания нормы, прививания много более утонченного вкуса к праву, чем способны привить ограничения, наложенные сугубо извне [Foucault 1991; Фуко 2011]. Поскольку основообразующую функцию в британском обществе Нового времени выполняли тюрьмы и работные дома, они и выступали концептуальными прообразами колониальных лагерей. Но опять же: власть в метрополии весьма редко проявлялась в форме принудительных внесудебных массовых ссылок.

В свете того, что завоевания в заморских краях интересовали империю куда больше, чем территориальные приобретения на европейском континенте, британский колониальный опыт представляется весьма примечательным. Будучи островным государством, Британия придерживалась вполне четких различений на территорию «метрополии» и остальной «империи», несмотря на то что далекие колониальные дела влияли на культуру метрополии, подчас даже провоцируя в ней неосознанные глубинные изменения. Владычествуя над громаднейшей империей в истории человечества, Британия без труда транслировала в колонии отработанные прежде в метрополии принудительные и карательные практики. Однако же после Первой мировой войны лишенные былого влияния в Африке и Азии Советский Союз и Германия обратились с колонизаторскими амбициями внутрь самой Европы, в результате чего границы метрополий и колоний быстро утратили прежнюю четкость, затерявшись на бескрайних пространствах евразийской советской империи и немецкого остланда.

Без сомнения, весь мир наблюдал биение британского «сердца тьмы»[547], однако по большей части оно оставалось в заморских владениях империи.

Многие считают главным достижением Британии всеобъемлющий либерализм, который, однако, никоим образом не стал панацеей от новейших вирусов: открытие британских лагерей сопровождалось в высшей степени агрессивной риторикой о расовых различиях, угрозах обществу, метафорами заразности и прочими аргументами, призванными массово «расчеловечить» отправляемых в лагерь туземцев. Несмотря на то что идея о правах личности была немногим старше лагерей, ей противопоставлялись «чрезвычайное положение» и законы чрезвычайной ситуации, санкционировавшие массовое интернирование групп населения, сочтенных потенциально опасными, по административному распоряжению вне каких-либо судебных процедур. Параллельно с постепенно узаконенным статусом лагеря вскоре получили и методологическое подкрепление: нарождающаяся наука социология значительно облегчала коллективную классификацию людей в качестве угрозы на основании их принадлежности к определенной группе.

Как и советские, британские лагеря не возникли сами по себе, но явились результатом развития уже существующих системных структур и практик. Его сравнительный и межкультурный анализ помогает установить общие его предпосылки, определившие затем и дальнейшее развитие лагерных систем в разных странах. На службе у революционного авторитаризма или же у «либеральной» Империи, лагеря все равно опирались на логистические модели и дисциплинарные практики, основы которых были заложены в предшествующем XIX столетии. Военно-промышленная машина обогатила пенитенциарную систему опытом по части снабжения и размещения людских масс; фабрики, работные дома и тюрьмы стали опытными лабораториями, оттачивавшими новую идеологию трудового исправления, вокруг которой затем формировалась как лагерная система, так и в целом новое общество массового типа. Эксплуатация рабочей силы, научный расизм и вынужденный контакт с радикально чуждым населением – все это вылилось в формирование представлений о низших и худших людях, причем легко допускалось ужесточение методик их контролирования.