Вдобавок к огромным срокам, арестантам ГУЛАГа зачастую приходилось жить в куда более суровых условиях в сравнении с заключенными британских лагерей. Само собой, измерить уровень страдания и жестокости – дело в высшей степени трудное, если вообще возможное; однако же если распределить советские лагеря, тюрьмы и прочие учреждения пенитенциарной системы на графике, то ГУЛАГ (подобно нынешним российским тюрьмам – замечает на полях Джудит Пэллот) со всей очевидностью займет законное первое место в системе государственного насилия[541]
. Что же касается британских лагерей в Южной Африке, то, не считая «неугодных», ограда там была далеко не всегда, а начальство зачастую выписывало интернированным пропуска в город. По сути большинство африканских лагерей скорее напоминали советские трудовые колонии (менее суровое воплощение ГУЛАГа), чем страшные каторжные лагеря, символизирующие для массового сознания советское насилие [Barnes 2011: 20–27].Историкам необходимо устоять перед искушением искать в страданиях жертв ГУЛАГа «сенсации», равно как стоит удержаться и от его прямых отождествлений с бесчеловечным террором нацистских концлагерей. Действительно: трезвое, неангажированное исследование повседневной лагерной жизни, а также принимавшихся в гуманитарных и исправительных целях мер может поколебать расхожее представление о ГУЛАГе как инструменте сугубо политического террора. И наоборот: необходимо прямо заявить о жестокости, проросшей на лагерной почве Британской империи, поскольку именно там задержанные впервые в столь массовом порядке столкнулись лицом к лицу с карательной системой потенциально враждебной к ним колониальной системы. В то же время следует отметить более либеральную и открытую направленность самой государственной системы Британии в сравнении с Советским Союзом. Несомненно, в британских лагерях также применялась «палочная дисциплина» и практиковались телесные наказания – особенно когда полномочия делегировались непосредственно чиновникам «на местах»[542]
. Вместе с тем подобные практики часто шли вразрез с официально провозглашаемым гуманитарным посылом, вложенным в британские лагеря. Что характерно, критика «лондонских либералов» в ключевые моменты служила системным стоп-краном, прекращающим насилие и злоупотребление властью[543]. В результате такой открытой дискуссии правительству нередко приходилось улучшать условия в колониальных лагерях в соответствии с заявленным гуманистическим посылом. Таким образом, основной массив британских лагерей был сформирован в результате обсуждения системных противоречий и спровоцированных тем самым реформам, что, в свою очередь, позволило избежать страшного долголетия ГУЛАГа, пропитанного болью и жестокостью.То есть кажется, что либерализм все же преуспел – если не в предотвращении лагерной системы как таковой, то хотя бы в ее обуздании. Ведь по самым пессимистичным оценкам, уровень смертности в колониальных лагерях не превышал 25 %. Однако когда эти данные появились в прессе, поднялся такой гневный шквал критики, какой просто невозможно представить в советском обществе, в результате чего властям пришлось внести существенные коррективы в управление африканскими лагерями. Позже все же выяснилось, что «главными убийцами» буров были не британцы, а холера и грипп, однако благодаря общественному давлению уровень смертности в реформированных и санитарно более пригодных лагерях упал практически до нулевой отметки. В этой связи было бы крайне полезно изучить лагерные болезни и меры, предпринятые к их излечению в условиях многотысячных лагерей как британской, так и советской системы[544]
.