Читаем Феномен Солженицына полностью

Потому что в тех же днях (9 ноября) благословенная умная газета «Нойе Цюрхер Цайтунг» напечатала: что был у меня обыск и забрали мои произведения. Это и было то, чего я жаждал минувших два месяца! Теперь это могло распространиться, подтвердиться. Но тут подошла на Запад «Литгазета», и я ничтожной статейкой своей как бы всё опроверг, крикнул: «Вот – живу и печатаюсь, и ничего мне!», только не госбезопасности крикнул, а газете «Нойе Цюрхер Цайтунг», подвёл её точных информаторов.

(Там же. Стр. 131–133)

Так он метался тогда, в 65-м, после того, первого своего провала.

Сейчас, в 73-м, всё было уже иначе.

На этот раз ситуация была куда более грозная.

Крамольное содержание «Архипелага» ни в какое сравнение не шло ни с «Кругом», ни с «Раковым корпусом».

Там с грехом пополам всё можно было списать на Сталина. А тут – открыто, – прямым текстом – было сказано (и показано!), что пресловутый Архипелаг ГУЛАГ был не просто опухолью – пусть даже злокачественной и давшей метастазы, – на теле в основе своей здорового организма. Тут уж никаких сомнений не оставалось, что это была самая суть, самая основа созданной Лениным и Сталиным ИМПЕРИИ ЗЛА.

Дать команду на Запад печатать эту книгу было стократ опаснее, чем пустить в Самиздат, а потом и в Тамиздат «Круг» или «Раковый корпус».

Но тут он не колебался ни минуты.

О том, что гэбешниками взят «Архип», он узнал через десять дней после гибели Елизаветы Денисовны, то есть 3 сентября.

И как только узнал, тотчас же принял решение:…

3-го днем еду в Москву к Але. При двух наших малышах она ждёт третьего, Стёпу, на самых этих днях. Говорю: «Ведь надо взрывать?» Она бесстрашно: «Взрываем!»

(Там же. Стр. 454)

Почему же теперь он и думал, и чувствовал, и повел себя совсем не так, как тогда, восемь лет назад, в 65-м?…

Провал был как будто бездный, непоправимый: самая опасная и откровенная моя вещь, которая всегда считалась «голова на плаху», даже если б оглашена по всему миру и тем меня защищала, – теперь была в руках у них, ещё и не двинувшись к печатанью, готова к негласному удушению, вместе со мной. Провал был намного крупней, чем провал 65-го года, когда взяли «Круг», «Пир» и «Республику труда».

А настроение, а ощущение – совершенно другое: не только никакого конца, гибели жизни, как тогда, но даже почти нет и ощущения поражения. Отчего же? Во-первых: сейф на Западе, ничто не пропадёт, всё будет опубликовано, хотя бы пал я сию минуту. А во-вторых: вокруг мечи блестят, звенят, идёт бой, и в нашу пользу, и мы сминаем врага, идёт бой при сочувствии целой планеты, у неё на глазах, – и если даже наш главный полк попал в окружение – не беда! это – на время! мы – вызволим его!

(Там же)

Немалую роль тут, конечно, играло и то, что был он в это время уже Нобелевским лауреатом, да и до «Нобелианы» слава его уже гремела по всему миру, и это, конечно, давало ему сознание большей своей защищенности. Но – поди знай, как ещё поведет себя в этой ситуации Дракон, с которым он вступил в открытую схватку. С полной уверенностью предвидеть и предсказать это было невозможно.

Нет, главным, что определяло это новое его самочувствие, было другое. Его укрепляла уверенность, что он уже научился читать ЗНАКИ СУДЬБЫ, понимать и правильно истолковывать смысл указаний, НИСПОСЛАННЫХ ЕМУ СВЫШЕ….

Жаль было бедную опрометчивую женщину с её порывом – сохранить эту книгу лучше меня, и вот погубившую – и её, и себя, и многих. Но, достаточно уже учёный на таких изломах, я в шевеленьи волос теменных провижу: Божий перст! Это ты! Благодарю за науку! Во всём этом август-сентябрьском бою, при всём нашем громком выигрыше – разве бы ясам решился? разве понял бы, что пришло время пускать «Архипелаг»? Наверняка – нет, всё так же бы – откладывал на весну 75-го, мнимо-покойно сидя на бочках пороховых. Но перст промелькнул: что спишь, ленивый раб? Время давно пришло, и прошло, – открывай!!!

Пониманье, обратное 65-му году: после захвата моего архива – кто же ущемлён? я? или они? Тогда, полузадушенный, накануне ареста, я мечтал и путей не имел: о, кто б объявил о взятии моего архива? Объявили через 2 месяца, и прошло в тумане для Запада. А сейчас – я сам, через 2 дня, и на весь мир, и все откинулись: ого! что ж там за жизнь, если за книгу платят повешением?..

Лежал бы «Круг первый» ещё и ещё, нет, выследили, схватили, взликовали и я пустил его, и через 3 года он напечатан. Лежал бы «Архипелаг» ещё и ещё, нет, выследили, схватили, взликовали – пускаю! Читайте через 3 месяца! Их же руками второй раз решается действие против них!

3-го вечером я узнал, 5-го вечером посылал не только извещение о взятии «Архипелага» – но распоряжение: немедленно печатать!

(Там же)

О роли, которую сыграла в этом его судьбоносном решении гибель Е. Д. Воронянской, сказано вскользь, мимоходом. Да, жаль, конечно, бедную опрометчивую женщину…

И даже ещё пренебрежительней:…

Так судьба повесила ещё и этот труп перед обложкой страдательной книги, объявшей таких миллионы.

(Там же)

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары