Читаем Феноменология зла и метафизика свободы полностью

Бегство от себя, в коллектив, в социум, в идею, в мифическую свободу в равенстве и всеобщей справедливости – не спасает. Это самозванство отчаявшихся. Собственно любое самозванство – осознанное или бессознательное отчаяние, форма невротизма. Неспроста самозванство так тяготеет к подвигам, а не к поступкам. Подвиг – значит двинуть некое общее дело, нечто мало вменяемое. Поступок – выйти из рода в ответственное действие, личное и вменяемое. Это когда ты не винтик в машине, а пчела в рою, не «надо», а ты сам несешь в улей, не все вокруг обязаны, а ты сам обязан всем, всегда и везде, когда не представительство и гордыня, а неустранимое не-алиби и смирение.

«Все достоинство человека основано на чувстве свободной ответственности»[23], на сознании виновности в собственной судьбе. Достоинство только там, где виновность абсолютна, заслуги относительны, где только самого себя человек винит в своей судьбе, берет на себя за нее ответственность – значит, он становится хозяином своей судьбы и значит – свободным. Если только я отвечаю, значит зависит она от меня только, значит, я свободен. И чем больше ответственности за возможное зло, чем шире вменение и вменяемость, тем более свободен человек. Поэтому высшее достоинство человека проявляется и возникает тогда, когда «человек освобождается от “ложной идеи”, что он лишь пленник у посторонней ему злой силы, чем он обиженный внешней силой…»

[24]. Поэтому столь целительны от самозванства удары судьбы, когда человек лишается защиты иллюзий представительства, оказывается один на один с ужасом жизни. Одиночество и беззащитность очень отрезвляют и одновременно – укрепляют личность. Одиночество необходимо для напоминания мне обо мне, говорил Ю. Шевчук в том же интервью. Но одновременно и для напоминания, сколь зависим я от других, как они мне нужны. Но о смирении одиночества и неудач – позже.

Пока же выяснено главное – самозванство глубоко коренится в истоках сознания, его подпочве. Понятна и общая природа – квалификация – метастаз самозванства, – когда сопричастность перерождается в бесстыдную невменяемость, безответственное представительство. Но это даже еще не психологический фоторобот самозванства, а лишь общий абрис. Каковы конкретные формы и каналы, пути этого злокачественного преобразования сознания? Неужели самозванство вечный спутник, alter ego самоутверждения и самореализации личности? Разговор становится все более конкретным.

2.2. «Самая верная проба души»: смех как самопознание, самозащита и самоутверждение

О, рассмейтесь смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Что смеются смехами,

Что смеянствуют смеяльно…

Велимир Хлебников

Самое человеческое проявление человеческого в человеке; Противоречие желаемого, должного и реально сущего; Man как комический тип; Радость понимания непонимания; Торжество «мы»; Самопознание и самозащита; От нормы к норме; Глумливое бесстыдство самозванства и мера смеха.

Самое человеческое проявление человеческого в человеке

Самоутверждение личности суть человеческое проявление человека. Что это за проявление? И чего? Того, что он бесперое двуногое с мягкой мочкой уха? Или труд? Если психика – питательная среда, первичный бульон феноменологии самозванства, то каковы ферменты самозванства? Какие такие ферменты, попадая в первооснову сопричастности сквашивают ее в представительстве man? Эти ферменты, должно быть, также порождены соотнесением личности с культурой и утверждением в ней. Начну с простого, каждодневного, внешнего, пусть неожиданного и, может быть, легкомысленного – со смеха.

Люди смеются много и с удовольствием. Практически во всех сферах жизнедеятельности находится место улыбке, шутке, смеху, иронии. Люди смеются над своими удачами и неудачами, над произведениями искусства и бытовыми ситуациями. Политики, ораторы и преподаватели сознательно прибегают к шуткам и остротам, высоко ценимым слушателями. Чего стоит феномен президента Р. Рейгана – 78 % избирателей могли не одобрять его политику, но 85 % хотели видеть президентом только его – и все из-за его редкой способности к шутке, помогавшей выйти из таких положений, в каких любой другой политик просто потерял бы лицо, был дискредитирован.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Образование и наука / Философия
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука