Фэнтези 2005

Едва услышав про бесценное содержимое мешка, и целитель, и служители гарнизона перестали обращать на Кристофера внимание. Оттолкнув воющего безумца, капитан схватил добычу, мысленно уже прощаясь с тоскливым горным постом и прикидывая, мундир какого из столичных гвардейских полков подойдет ему больше всего.

Ветхая ткань с треком подалась под богатырским рывком.

Под потрясенными взглядами людей по полу рассыпалось девятнадцать человеческих скальпов.

— Я, я их убил! — хохотал Кристофер. — Я убил всех грифонов!

* * *

Молодой черно-рыжий грифон приземлился на голой, продуваемой всеми ветрами скале, осторожно сложил крылья, по-кошачьи повозился, устраиваясь, терпеливо ожидая застывшую на краю пропасти женщину. Она была уже немолода, но грифонья кровь сохранила ее невысокое тело крепким и сильным. В волосах, заколотых гребнем, украшенным резьбой в виде семи трав, не было седины.

Пальцы Пряхи пробежали по воздуху, точно перебирая невидимые нити.

— Последний из наших гостей покинул горы, — сказала она, не оборачиваясь. — Живой, как это ни странно. Обычно они убивают друг друга, не оставляя свидетелей.

Пушистая кисточка на львином хвосте дернулась, в мягких кошачьих лапах на мгновенье показались и тут же исчезли полукружья когтей.

— Ты знаешь, они ведь верят, что это делаешь ты, — огромный клюв щелкнул, хлестким звуком ставя акцент на сказанном. — У пастухов даже есть легенда о Горной ведьме, летающей на черно-рыжем грифоне и по ночам пробирающейся в лагерь охотников, чтобы отомстить им.

Женщина фыркнула, отступая от края скалы и ощущая, как невидимые нити, ставшие еще запутанней, еще неразрывнее, опускаются на вечернее ущелье.

— Прядение будет здесь, когда в горах не останется уже ни ведьм, ни грифонов, — сказала она, привычно опираясь на подставленную лапу и взлетая на широкую спину друга. — И рассыплется, только когда люди наконец поймут. Когда они научатся.

— Может быть, Пряха. — Молодой грифон мощным толчком взвился в пламенеющее закатом небо, поймал крыльями поток восходящего теплого воздуха, начал по спирали подниматься все выше и выше. — Может быть. Когда-нибудь…

Александр Зорич

МЫ НЕРАЗДЕЛИМЫ

Площадка для стрельбы из лука с графлеными лицами мишеней и деревянным помостом для стрелка имела около семидесяти шагов в длину и двадцати в ширину.

Ее, как и Старый Дом, где ранее жил главнокомандующий доблестной армией Желтоколпачников, господин Кнугеллин, а теперь обреталась его молодая вдова, госпожа Нимарь, построили за сто двадцать лет до начала этой войны.

За сто лет до осады Орина.

За это время туи, которыми площадка была обсажена со всех сторон, успели превратиться из застенчивых садово-парковых барышень в расхристанных рослых бабищ, нахально растопыривающих буро-зеленые пальцы и блудливо качающих юбками в лад каждому порыву ветра.

Ветра и снега на излете первого зимнего месяца, месяца Эдар, было особенно много.

Однако госпоже Нимари, казалось, все нипочем.

Снегопад рано или поздно уходил, уводя за собой метелицу. И Нимарь, пользуясь властью своего супруга, точнее, призраком его власти (ведь господин Кнугеллин, главнокомандующий армией Желтоколпачников, был уж два месяца как мертв), выгоняла солдат на улицу — утаптывать площадку и расчищать мишени. Учитывая, что осада Орина зашла в тупик и всю зиму герои только и делали, что морально разлагались, просаживая друг другу свое худосочное жалование, командирам было не жаль оказать вдове господина Кнугеллина услугу.

В отличие от солдат и офицеров, госпожа Нимарь упражнялась в стрельбе каждый день. В любую погоду. Бывало, даже затемно.

Говорили, что летом, когда жизнь в Аз-Зуме кипела и пополнения в лагерь прибывали каждую неделю, на ее тренировки ходили смотреть целыми полками.

Зрители уважительно кланялись одетой в мужское черноволосой даме, чинно рассаживались под туями, доставали фляги с вином и, изредка перешептываясь, следили за тем, как несутся в цель стрелы с орлиным опереньем, выпущенные Нимарью из дебелого грютского лука.

Лук Нимари был увесист, плечист, имел шелковую тетиву, а его прицельная рамка грацией своей повторяла черномагический знак Торжествующей Смерти.

В стрельбе Нимарь была безупречна.

Ходили слухи, будто приходилась она незаконнорожденной дочерью легендарному лучнику Тенеле — он обучал воинским искусствам самого сотинальма, пока не ввязался в придворный заговор. Заговорщики были разоблачены, Тенеле сварили в масле словно какого-нибудь поросенка.

Согласно другой версии, Нимарь получила мастерство в дар от Черного Сокола, самого несговорчивого из демонов воинского дела, в обмен на клятву не разделять свое ложе с мужчиной. Разумеется, вторая версия пользовалась в лагере неизменной популярностью, поскольку хорошо сопрягалась с нелюбезным, неженским каким-то поведением самой госпожи Нимари — прямой, молчаливой, в правильном белом лице которой было что-то крысиное.

По мере того как Оринская кампания утопала в крови и унынии, зрителей у Нимари становилось все меньше. Ведь и впрямь чужое совершенство надоедает.