Фэнтези 2007

Аль-Басани хлопнул в ладоши. Через минуту Джеймс, до сих пор облаченный в голубой домашний халат, ахнул, не стесняясь открытого проявления чувств. Давешний скворец и еще двое слуг принесли на веранду, помимо перевязи с рапирой Ривердейла, просто все сокровища царя Шарлеманя. Дивный новый камзол в бирюзовых тонах, белоснежная рубашка с кружевными манжетами; тончайшие лосины, туфли с пряжками…

— Это не мое… — пробормотал Джеймс, в растерянности глядя на сияющего хабиба.

— Ваше, достопочтенный!

— Да нет же, не мое!

— Осмелюсь возразить, ваше. К сожалению, вещи, которые вы носили вчера, пришли в негодность. Мы раздали их нищим на паперти храма Мученика Гасана-оглы.

— Мои вещи? Нищим?!

— Такова традиция в моем доме.

— Мой любимый камзол! Цвета корицы! С золочеными крючками!

Жизнь хабиба висела на волоске. Но волосок оказался крепче стали.

— Взамен благородный Азиз-бей Фаглах ибн-Хасан аль-Шох, живи он вечно, прислал вам этот костюм. В подарок. Вам нравится?

Камзол цвета корицы затуманился, вытесняемый из памяти новым великолепием.

— О да! Передавайте мою глубочайшую признательность благородному Азиз-бею! Я и сам при встрече обязательно засвидетельствую ему…

— Примерьте, прошу вас. Лекарь деликатно удалился.

Одежда пришлась впору — словно на заказ шитая. Оглядев себя и едва не свернув шею — зеркала на веранде не было — молодой человек нашел свой вид крайне элегантным. Прощание с хабибом, огорченным разлукой, заняло минут двадцать. Лошадью Джеймс не воспользовался: надобность ехать в пансионат отпала, и он решил пройтись пешком.

Оказавшись на улице, он с удовольствием вздохнул полной грудью. Ф-фух, наконец-то мы свободны! И можем приступить к делу, близя сладостный час мести.

— Халва! — кричали неподалеку. — Халва-а-а!

* * *

— Ассалям-алейкум, уважаемый.

— Алейкум-ассалям, мой султан.

— Вы помните меня?

— Конечно! Вы были у меня два дня назад. Решили купить ту бретту? Я заметил, как вы кругами ходили вокруг нее! Старого Мустафу не проведешь!

Хозяин сидел за низким столиком, с аппетитом поглощая миндальную халву. Но едва завидев Джеймса, он вскочил навстречу с проворством лани, которого трудно было ожидать от обладателя внушительного брюха. Торопясь вытереть полотенцем жирные руки, он едва не опрокинул монументальную, запотевшую снаружи чашу с охлажденным щербетом.

Чаша качнулась, расплескав часть содержимого, но устояла.

— Клеймо видели? Сам Хуан Мартынец, не кто-нибудь…

— Не торопитесь, уважаемый. Талант Хуана Мартынеца всем известен, но сначала я хотел бы занять несколько минут вашего драгоценного времени. Не возражаете?

Пребывание в Бадандене успело наложить отпечаток на речь Джеймса, сделав ее более цветистой, чем обычно. «Если выведешь меня на рябого — куплю бретту», — мысленно пообещал он толстяку.

— Вы хотите получить консультацию? — догадливо заулыбался хозяин лавки.

Он колобком катался вокруг покупателя. Молодой человек едва успевал вертеть головой, отслеживая перемещения толстяка. Честное слово, окажись у оружейника в руках — кинжал, а в душе — коварный замысел, и Джеймсу пришлось бы туго.

— В некотором роде. Когда я зашел к вам в прошлый раз, в лавке был еще один посетитель. Присматривался к охотничьей шпаге. Помните?

— Ну да, ну да, — закивал хозяин, став похож на мэлиньского болвана.

— Вы его знаете?

— Кого?

Молодой человек медленно сосчитал до десяти. Очень медленно. Про себя.

— Посетителя, который интересовался охотничьей шпагой, — повторил он внятно и отчетливо, на тот случай, если реттийский Мустафы вдруг резко ухудшился. — С которым мы фехтовали. Знаете ли вы этого человека?

— Вот оно что! Извините дряхлого Мустафу, мой султан… Стариковская память дырявей решета! — честно говоря, в старики оружейник годился слабо. — Ну конечно, не один вы здесь были. Спорили с хорошим человеком, клинки скрестили… Вах! Как сейчас помню! Он вам камзол испортил…

— Так вы его знаете?

— Велите казнить дурака, мой султан! — в растерянности развел руками толстяк. — Вас хорошо помню, спор ваш… нет, спор помню не ахти… А хороший человек из головы выпал. Не человек, а мелкая денежка — раз, и в прореху вывалился!

Мустафа столь искренне сокрушался по поводу своей забывчивости, что заподозрить его в лицемерии мог лишь отъявленный проходимец, всех меряющий по собственному образу и подобию. Либо хозяин лавки являлся гениальным актером, достойным блистать в «Непревзойденном театре Стейнлессера» — труппе, поочередно дававшей представления для августейших особ семи сопредельных держав.

— Брезжит, как в тумане… Росту он, вроде, вашего? Статью тоже похож, проворный малый…

— Да! Залысины на висках; глаза как спелые вишни…

— Что-то вы путаете, мой султан. Волосы у него длинные, до плеч…

— Конечно, длинные! Он их в хвост собирает.

— Нет, хвоста не помню. Локоны, завитые на концах. И никаких залысин. А глаза… вишни?.. С прищуром у него глаза, вот!

Джеймс подумал, что голова у хозяина лавки и впрямь дырявая.

— Хорошо, будь по-вашему. Вы его знаете?!