Федька проиграл своему противнику в чистую. Дядька подмял под себя парня, и сильно давил двумя руками на саблю. Остро наточенное лезвие почти уперлось в Федькин кадык. Парень ухватился обеими руками за полосу и с большим трудом сдерживал натиск. Андрей бросился на помощь, с силой пнул в висок, все готов харасанец. Федька вылез из-под него, уселся на землю, подняв к глазам изрезанные ладони. Так и сидел, молча. Понятно, шок.
Тут и баннерет подоспел со своими отмороженными башелье. Они построились стеной, впереди закованный в сталь Шателен, с двумя бронированными башелье по бокам, а за ними оруженосцы и пикенеры.
Нападающие резко передумали воевать, резво сделав ноги. Да только куда бежать-то? Их незаметно отжали, прижав к воде. Это только, Андрею казалось, что схватка какая-то бессистемная, на самом деле, воевода руководил обороной грамотно.
Разбойники побросали оружие, отдаваясь на милость победителей. И что было искушать судьбу, нападая на хорошо вооруженный отряд? Верх глупости. Вот только в глупость купцов Андрей не верил. Языковой барьер преодолели просто, купцы хорошо владели генуэзской речью и греческий знали, и по-татарски болтали, как на своем родном. Они, действительно, купцы, подданные князя Гурии, Тимурида Шахруха, хана Ак-Коюнлу и других восточных правителей. Они назвались друзьями императора, с которым у их правителей имеются торговые договора.
Воевода нервничал. Луке не нравилось, что государь в этот раз, самолично допрашивал полон. Лука Фомич, старался отвлечь князя от лишних расспросов. Аргумент воевода приводил железный — теряем время. Бить шильников нужно, пока не сбежали. А тазиков этих, прирезать по-быстрому. Что на них время терять?
— Погоди, Лука, — остановил своего воеводу Андрей.
За год с лишним общения с Лукой, он научился чувствовать, когда Лука хитрит. Чувствовалась фальшь в голосе воеводы, но о чем умолчал Лука Фомич, предстояло выяснить. Просто так убить восточных купцов — это же международный скандал! Лука надулся, обидевшись на князя. Воевода демонстративно ушел, переглянувшись с Кузьмой, что не осталось незамеченным. Андрей утвердился в своем решении не пороть горячку, а узнать причину нападения. Отсутствие Булата с его волками, лишь усилило подозрения Андрея. Да и почти все воины, оказались готовы к нападению, так что даже убитых среди них не было.
— Отчего Вы решили напасть на нас? — Андрей повторил вопрос.
Харасанец, как зачарованный, смотрел на раскаленный наконечник копья, нагретый на углях.
— Еще раз спрашиваю, почему Вы напали? — терпеливо повторил князь.
Харасанец отвел взгляд, переглянулся с дородным мужиком, очень похожим на грузина, тот утвердительно кивнул хорасанцу.
— Беглый раб к нам прибежал, — нехотя начал рассказывать харасанец. — Кафир поклялся, что татарский хан следует в Синоп и везет большую казну для закупки турецких луков. Охрана небольшая у хана и упустить такую удачу никто не хотел.
Андрей усмехнулся, уже не в первый раз его называют татарским ханом. Он не обижался, а на что обижаться, если на портуланах вместо Руси обозначена Татария?
С тазиками все понятно, а вот с кафиром — интересная деталь. Андрей отправил Федьку проверить, все ли рабы на месте. Оказалось, одного нет — сбежал. Еще интересней.
Воевода только пожимал плечами, разводя руками. Бывает, бегут рабы. Андрей сделал вид, что поверил воеводе, но в своих подозрения князь укрепился.
— И что мне с вами делать? — вернувшись к пленникам, государь задал риторический вопрос.
— Миром решим? — вопросом на вопрос ответил харасанец.
— Можно и миром, — как бы раздумывая, сказал Андрей.
— Мы заплатим, — пообещал тазик от имени всех купцов.
— Естественно, — буркнул князь, прикидывая сколько запросить. — Половину. Да, ровно половину, что у вас есть.
— Мы согласны, — последовал моментальный ответ.
Андрей лишь покачал головой, смекнув, что сильно продешевил. И верно, воевода очень расстроился, но упрекать в чем либо, государя, не рискнул.
С тазиками заключили письменный договор, где они добровольно передавали свои товары за обиду, какую именно не уточнялось, так как им за разбой полагалась смертная казнь. Свидетелями в договоре выступил капитан вооруженной катерги, осуществлявший охрану четырех транспортных грипарий. О молчании капитана, тазики договорились самостоятельно, судя по довольной роже Филиппо Кальви, так звали капитана, [81]
заплатили ему не мало.