Фиалка Пратера

— Вообще-то я не любитель студийных сплетен, — как можно небрежнее проронил я, мечтая провалиться сквозь землю.

Бергманн тут же вперился в меня яростным взглядом:

— Так вы тоже слышали об этом?

— Наверно, меня ввели в заблуждение, — почти в открытую издевался Паттерсон, — коль скоро вы впервые слышите об этом… Хотя все это очень странно, очень. Я получил эту информацию из весьма авторитетных источников и не предполагал, что она нуждается в проверке. Говорили, что Эдди Кеннеди…

— Ах, так вы об этом… — Я отчаянно пытался дать Бергманну понять, что он должен сделать вид, будто находится в курсе событий. — Ну, это ведь проще простого. Случается, посмотрит человек отснятый материал, а вокруг этого навертят невесть что.

Но Бергманн отнюдь не был настроен на дипломатический лад.

— Кеннеди смотрел материал? А я об этом впервые слышу? Мне даже не потрудились сообщить! — Он неожиданно повернулся ко мне. — Вы знали все это время? Вы с ними заодно, вы сговорились?

— Я… я не думал, что это имеет какое-то значение…

— Конечно, не имеет! Разумеется! Меня предали, обвели вокруг пальца, мне врут на каждом шагу, какие пустяки! Мой единственный друг оказался в одном стане с моими врагами, это тоже пустяки. — Он цепко взглянул на Паттерсона. — Кто вам это сказал?

— Хм, видите ли, мистер Бергманн, я не вправе назвать…

— Ну конечно, как же иначе, вы не вправе! Эти люди вам заплатили! Прекрасно! Я сам вам скажу, кто это. Эшмид!

Паттерсон пытался сохранить невозмутимое лицо. Но тщетно!

— Эшмид! — торжествующе воскликнул Бергманн. — Я так и знал! — Он говорил так громко, что за соседними столиками стали оглядываться на нас. — Я вобью эту наглую ложь ему в глотку.

Он вскочил на ноги.

— Фридрих! — Я едва успел схватить его за руку. — Погодите! Не сейчас.

Видимо, в моем голосе появились непривычные повелительные нотки; Бергманн как будто заколебался.

— Мы поговорим с ним на студии, — торопливо продолжал я. — Поверьте, так будет лучше. Не надо пороть горячку.

Бергманн кивнул и сел на место.

— Отлично, разберемся с ним позже, — согласился он, тяжело дыша. — Сначала надо увидеть его хозяина. Прямо сейчас. После обеда.

— Вот и хорошо. — Я хотел одного: хоть как-то утихомирить его. — После обеда.

— Похоже, мне выпало принести дурные вести, — глупо ухмыльнулся Паттерсон. В этот момент я по-настоящему возненавидел его.

— Послушайте, — осторожно начал я, — надеюсь, вы не собираетесь давать ход этой сплетне?

— Ммм, — уклончиво промычал он, — конечно, сначала надо все уточнить… Если господин Бергманн соизволит сделать заявление…

— Никаких заявлений, — отрезал я.

— Еще как соизволит, — вмешался Бергманн. — Безусловно, я сделаю заявление. Тут все шито белыми нитками. Пусть весь мир узнает об этом предательстве. Я напишу во все газеты. Я сделаю всеобщим достоянием, как в вашей стране обращаются с иностранным режиссером, гостем вашей страны, наконец. Это самый настоящий удар в спину. Это чистой воды дискриминация. Травля. Я подам на вас в суд.

— Я уверен, — вмешался я, — сегодня же мы уладим это недоразумение. Сегодня же вечером вас обо всем известят.

Бергманн лишь негодующе фыркнул.

— Очень на это надеюсь, очень… — Иезуитски оскалившись, Паттерсон начал подниматься из-за стола. — Всего хорошего, господин Бергманн, желаю вам удачи. — Откланявшись, он бодренько потрусил к столику, где сидел Эшмид.

— Вонючая ищейка, — прошипел ему вслед Бергманн. — Не терпится доложиться.

Когда мы выходили из зала, Паттерсон, Эшмид и Кеннеди по-прежнему были вместе. Я взял Бергманна под руку, приготовившись вмешаться в случае, если ему вздумается наброситься на своих недругов с кулаками. Но он ограничился парой фраз, правда высказанных вполне отчетливо:

— Какая идиллия! Иуда и первосвященники.

Ни Эшмид, ни Паттерсон даже глаз не подняли, зато Кеннеди приветливо оскалился:

— Привет, Бергманн! Как жизнь?

Ответа не последовало.

Я надеялся, что на обратном пути он немного остынет. Как бы не так! Не успели мы перешагнуть порог студии, как он вызвал Дороти:

— Позвоните Чатсворту и скажите, что мне нужно немедленно с ним встретиться.

Дороти кинулась к телефону. Ей ответили, что Чатсворт еще обедает. Бергманн издал угрожающий рык.

Вошел Элиот:

— Сэр, для репетиции сцены в ресторане все готово.

Бергманн уставился на него:

— Съемок не будет.

— Не будет? — тупо переспросил Элиот.

— Я что, неясно выразился?

— Но, мистер Бергманн, мы и так отстаем от графика, к тому же…

— Съемок не будет! — взревел Бергманн. — Вам ясно?

Элиот буквально съежился на глазах.

— На какое время мне собрать актеров завтра? — наконец выдавил он.

— Не знаю и знать не желаю!

Я жестом показал Элиоту, чтобы он убирался. Тяжело вздохнув, тот вышел.

— Звоните Чатсворту, — потребовал Бергманн.

Тот по-прежнему отсутствовал. Через полчаса он вернулся и тут же удалился на совещание. Прошел час. Спустя час он был еще занят.

— Ну что ж, — кивнул Бергманн. — Мы тоже умеем играть в кошки-мышки. Поехали домой. Сюда я не вернусь. А если Чатсворту придет в голову наведаться, буду занят. Так и передайте.