Фиалки для ведьмы, 2009

Не раздумывая, друзья бросились в погоню по подземелью, надеясь, что им удастся догнать девочку, которая, очевидно, внезапно лишилась рассудка. Они так торопились, что не заметили сдвинутой каменной плиты в правой стене. В образовавшуюся щель из темного проема тянуло холодом.

Анна чувствовала, что события вышли из-под контроля. Дома Лельки не было. Не было ее и у подружек, которых мать первым делом обзвонила. А мысли Анны в эту минуту были целиком сосредоточены на Нике. Прежде чем продолжить поиски, Макс с Анной решили забрать Ника из клиники, чтобы держаться всем вместе. Взяв малыша, они намеревались немедленно отправиться в Бостонскую полицию и рассказать обо всем, что им стало известно. Теперь, когда они обнаружили оба тайника, у них еще оставался шанс, что их не поднимут на смех.

Анну била нервная дрожь всю дорогу до Бостона, и Макс волновался за нее едва ли не больше, чем за малыша: настолько бледной она выглядела. Оказавшись в клинике, оба бросились в палату к мальчику, отбиваясь от медсестры, которая держа в каждой руке по халату, мчалась за ними по коридору и пыталась что-то сказать. В выходной день служебное отделение клиники пустовало, и скрип резиновых тапочек преследующей их медсестры гулко разносился по коридору. От этого звука у Анны заломило зубы. Она обрадовалась, едва завидев дверь в палату Ника, и распахнула ее, торопясь прижать мальчика к груди.

Макс не отрываясь, смотрел на Анну и вдруг увидел, как она начала сползать по стене. Он едва успел подхватить ее обмякшее тело: палата была пуста. На аккуратно застеленной кровати сиротливо лежал Анин подарок – голубой медвежонок.

Догнавшая их наконец медсестра принялась успокаивать Анну, растерянно приговаривая:

– Ну что вы, дорогая, ну что вы! С вашим мальчиком все в порядке! Его забрала родная тетя…

– Как вы могли отдать его ей? – завизжала Анна. Макс сжал ее плечи, пытаясь как-то успокоить.

– А что? Ведь она его родственница? Разве не так? Миссис Клэрксон так много сделала для его выздоровления. Вы не вправе осуждать ее, – пролепетала медсестра, пытаясь оправдаться.

– Она сказала, куда повезет ребенка? – спросил Макс сквозь зубы. Волнение Анны передалось и ему. Анна не была истеричкой, и, если она так испугались, значит, на то были причины.

– Нет. Не сказала, – растерялась медсестра, заливаясь краской. Потом спохватилась и сунула руку в карман халата. – Как же я могла забыть! Она оставила вам записку! Вот! – И она протянула сложенный вчетверо листок бумаги. Анна выхватила его, развернула, чуть не порвав, и впилась взглядом в несколько строк, написанных аккуратным ученическим почерком. Прочитав их, она тихо застонала.

* * *

Макс гнал машину, глядя прямо перед собой на дорогу и нарушая все мыслимые правила. О полиции не могло идти и речи. Теперь, когда малыш Ники в руках этих чудовищ, им приходится рассчитывать только на свои силы. Даже не на свои. Макс покосился на Анну. Она сидела неестественно прямо на соседнем сиденье, с закрытыми глазами, ледяные пальцы впились в голубую шубку медвежонка, словно она хотела почерпнуть силы в этом крошечном комочке искусственного меха. В висках у нее выстукивали три коротких предложения из записки: «В полночь. Музей. Одна».

Весь вечер они просидели на кухне, почти не разговаривая. Анна много курила и молчала. Когда минутная стрелка часов перешла на последнюю четверть, она поднялась. В руках она держала свою сумку, в которой лежали крест и четыре рубина. Так и не произнеся ни единого слова, девушка обвела друзей ласковым взглядом, словно не надеялась увидеть их снова, и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Нурия не выдержала и разрыдалась. Вангелис молча погладил ее по плечу. Макс стоял возле окна, не замечая, как пепел от горящей сигареты, падает ему на брюки.

Анна не торопилась, шагая по темной улице: она знала, что придет вовремя. У ворот музея остановилась и глубоко вздохнула, потом повернулась и посмотрела на мрачно возвышающееся перед ней здание музея. Даже отсюда она видела, как в окнах мелькают тени – сотни, может быть, тысячи теней. До боли в суставах стиснув железные прутья калитки, она уперлась в них лбом, ощущая, как ледяной холод проникает ей в мозг. Губы пересохли и покрылись трещинками, из которых сочилась кровь. Ждать было нельзя, время настало, и она, высоко подняв голову, пошла по дорожке прямо к распахнутым настежь дверям.

Как только она переступила порог, дверь за ней захлопнулась. Анна усмехнулась – старый фокус. Этого слишком мало, чтобы напугать ее, но она знала, что напугаться еще успеет, и двинулась дальше, стараясь не смотреть по сторонам.