Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения

За семнадцать лет, прошедших с тех пор, как эта биография впервые появилась, репутация Филипа К. Дика чрезвычайно выросла. Объяснение этому, на первый взгляд, представляется очевидным: экранизации произведений Филипа Дика возникают с такой возрастающей скоростью, в которой они могут уступить только экранизациям Стивена Кинга. Но Стивен Кинг – плодовитый автор бестселлеров и до сих пор жив. Филип К. Дик умер более двух десятилетий назад, и ни одна из его книг не продавалась при его жизни достаточно хорошо. Далее, фильмы, снятые по произведениям Дика, за исключением первого из них – «Бегущий по лезвию» (1982), были ужасными. «Вспомнить все» принес много денег, но Арнольд Шварценеггер стал не более чем попыткой нарисовать портрет героя Филипа К. Дика – который спасал мир не с помощью пистолета-пулемета «узи», а благодаря чуткому осознанию его страданий и проницательному пониманию его крайней нереальности. С остальными фильмами, от «Самозванца» до «Часа расплаты», случилось то, что чрезвычайно редко бывало у Дика: они вгоняют зрителей в скуку.

Должна быть причина, по которой Голливуд делает ставку на рассказы и романы Дика. Появляется все больше его экранизаций, включая вскоре выходящий на экраны фильм «Помутнение»[2]

, и есть надежда, что эти новые экранизации будут лучше предыдущих. Но дело в том, однако, что быстро растущее число читателей произведений Филипа К. Дика – почти все они вышли из печати после его смерти, и почти все они переиздаются и по сей день, – так вот, читатели покупают эти произведения не только из-за снятых фильмов, а из-за исключительного мастерства и таланта Дика как писателя. Кинопродюсеры, которые платят сегодня семизначные цифры за те рассказы, которые сам Дик в начале пятидесятых годов продавал в дешевые журналы за двузначные цифры, осознают это мастерство и этот талант, даже если они не всегда могут воплотить эти рассказы на экране.

Теперь мы подходим к самой сути дела. Международный статус, которым пользуется сегодня Дик, базируется на широком признании читателями того, что в произведениях Филипа К. Дика обнаруживается такое, чего не найдешь в произведениях других авторов, хотя у него достаточно много подражателей. Но Дику невозможно подражать, поскольку его образы сложны для понимания и потому, что они захватывали его полностью, когда он писал. Многие умные головы обладают способностью выдумывать увлекательные «иные миры». Но лишь немногие могут и вправду погружаться в эти «иные миры» и продолжают населять их целым рядом правдоподобных, уродливых, безрассудных и задушевных персонажей, которые изображены так точно, что напоминают нас самих, живущих в «реальных мирах», и мы начинаем удивляться: действительно ли «реально» все то, что мы привыкли называть этим словом.

Филип К. Дик – мастер созерцательного воображения, того типа воображения, который не только включает в себя, но и превосходит психологические, политические и моральные исследования, чтобы бросить вызов самим познавательным представлениям, руководящим нашими жизнями. Остается справедливым, как оно и было, когда я писал эту книгу, что существует определенный процент академиков и «мейнстримных» критиков, которые из-за очевидной небрежности стиля многих (хотя и не всех) романов Дика относят их к более низкому разряду, нежели других мастеров ХХ века, таких как Честертон, Кафка, Борхес и Кальвино, так отчетливо напоминающих Дика по самой сути своих интересов. Моим ответом этим критикам будет то, что лучшее из написанного Диком прекрасно укладывается в телевизионный развлекательный ритм нашего времени и что наиболее колоритные и устрашающие из его «иных миров», – что мы видим в таких его романах, как «Стигматы Палмера Элдрича» (1964) и «Убик» (1969), – столь же колоритны и ужасающи, как «Превращение» Кафки. Прага – это вам не Калифорния. Кафка герметичен и эпиграмматичен в стиле Улицы Алхимиков. Дик своенравен и беспорядочен в духе торговых улиц в округе Ориндж. Обе манеры требуют гениальности исполнения.

Одно из традиционных испытаний мастерства писателя-фантаста – это его способность изобретать технологии, идеологии и «предсказать» будущее вроде Жюля Верна, который в XIX веке писал о космическом полете на Луну. В этом отношении большинство (хотя и не все) поклонников научной фантастики сурово принижали оценку творчества Дика при его жизни. Его не считали писателем «твердой» научной фантастики, который хоть что-нибудь знал о физике, биохимии и генетике. Скорее его оценивали как представителя ее «мягкого» поджанра, чьи говорящие машины и правящие политические режимы были выдуманы по стандартам «бульварных» журналов.