Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы

Стотридцатимиллионною мощью / желанье лететь напои! («Летающий пролетарий»); это сквозь жизнь я тащу / миллионы огромных чистых Любовей / и миллион миллионов маленьких грязных любишек («Облако в штанах»); Любовь мою, / как апостол во время оно, / по тысячи тысяч / разнесу дорог («Флейта-позвоночник»); Я солдат в шеренге миллиардной («Ужасающая фамильярность»); В

сто сорок солнц закат пылал («Необычайное приключение…») Я никогда не знал, что столько тысяч тонн / в моей легкомысленной головенке («Юбилейное»); наворачивается миллионный тираж. / Лицо тысячеглазого треста блестит. («Четырехэтажная халтура»); Эти слова приводят в движение / тысячи

лет миллионов сердца («Разговор с фининспектором о поэзии»).

Сама фигура и поэтическая деятельность Маяковского однозначно ассоциируются с комплексом величия. Вот что писали о нем психологи вскоре после его смерти:

Одной из характернейших черт М. является гипертрофированность, преувеличенность, разрастание до гигантских размеров любого проявления его деятельности, как будто все в нем преломлялось сквозь увеличительное стекло. М. не знал ни в чем чувства меры. Любой мелкий факт в его повседневной жизни мог принять невероятные, преувеличенные, доходящие до карикатурности размеры [Спивак, 2001: 417].

В стихах Маяковский нередко высказывает идеи величия, например, отождествляет себя с Наполеоном:

Идите, сумасшедшие, из России и Польши.

Сегодня я – Наполеон!Я полководец и больше.Сравните:я и – он!Он раз чуме приблизился троном,смелостью смерть поправ, —

я каждый день иду к зачумленнымпо тысячи русских Яфф!Он раз, не дрогнув, стал под пулии славился столетий сто, —а я прошел в одном лишь июлетысячу Аркольских мостов!

Каким же образом обсессия связано с мегаломанией? Через идею «всемогущества мысли» (термин З. Фрейда), то есть представление, в соответствии с которым существует мистическая связь между мыслью обсессивного человека и тем, что происходит в реальности. Так, обсессивный пациент Фрейда утверждал, что стоит ему подумать о каком-то человеке, что он может умереть, как тот действительно умирает [Фрейд, 1999: 107]. Это представление весьма органично соотносится с мегаломаническим представлением о подчиненности реальности слову: достаточно сказать, что ты обладатель миллионного богатства, как это сбывается с той лишь разницей, что на этой стадии вторая часть пропорции – реальность – в принципе перестает существовать. Вообще помимо того, что обсессивно-компульсивные представления играют в принципе огромную роль при шизофрении, здесь может быть выстроена цепочка, продолжающая линию отношение – преследование – величие. Вначале возникает навязчивое представление о мистической связи между мыслью или действием и реальностью. Так, пациентка Л. Бинсвангера Лола Фосс пользовалась обсессивным «оракулом» для того, чтобы регулировать свое поведение. «Например, если ей случалось увидеть четырех голубей, она истолковывала это как знак, что она может получить письмо, т. к. число четыре (cuarto по-испански) содержит буквы c-a-r-t (как в слове carta – письмо)» и т. п. При этом Лола делала заявления в духе всемогущества мыслей: «После смерти тети Лола сказала своим родственникам, что она знала, что ее тетя должна была неминуемо умереть» [Бинсвагнер, 1999: 234].