Философия истории

Александр имел счастье во-время умереть; правда, это можно назвать счастьем, но скорее это была необходимость. Для того чтобы он остался юношей в памяти будущих поколений, его должна была похитить преждевременная смерть. Как уже сказано выше, Ахиллес начинает собою греческий мир, а Александр заканчивает его, и эти юноши не только сами по себе представляют прекраснейшее зрелище, но в то же время и дают вполне завершенную картину греческой сущности. Александр завершил свое дело и дал свой законченный образ, оставив в нем миру одну из величайших и прекраснейших интуиций, которую мы можем только испортить своими плохими рефлексиями. К великой всемирно-исторической фигуре Александра неприложим современный масштаб добродетели или моральности, которым его пытаются измерять новейшие филистеры-историки. И если, чтобы умалить его заслугу, указывали на то, что он не имел преемников и не оставил после себя династии, то именно греческие государства, образовавшиеся после него в Азии, являются его династией. Он провел два года в походах в Бактрии, где у него возник конфликт с массагетами и скифами; там образовалось греко-бактрийское государство, просуществовавшее два столетия. Оттуда греки завязали сношения с Индией и даже с Китаем. Греческое господство распространялось на северную Индию, и, по преданию, Сандракотт (Чандрагупта) _{257}впервые освободил ее от этого господства. Правда, это имя встречается и у индусов, но, по вышеуказанным причинам, нельзя полагаться на достоверность этих сообщений. Другие греческие государства возникли в Малой Азии, в Армении, в Сирии и в Вавилонии. Но из государств, преемников Александра, в особенности Египет стал великим центром науки и искусства, так как множество произведений архитектуры относится к эпохе Птоломеев, как было установлено на основании расшифрованных надписей. Александрия стала главным торговым центром, в котором устанавливалась связь между восточными обычаями и традициями и западною образованностью. Кроме того под властью греческих государей процветали царства Македонское, Фракийское, простиравшееся за Дунай, Иллирийское и Эпир.

Александр чрезвычайно любил науки, и он славился наряду с Периклом как самый щедрый покровитель искусств. Мейер говорит в своей истории искусств, что Александр настолько же обязан своей вечной славой своей разумной любви к искусству, как и своим завоеваниям._{258}

 

Отдел третий.

УПАДОК ГРЕЧЕСКОГО ДУХА

Этот третий период истории эллинского мира, к которому относятся дальнейшие бедствия, постигшие Грецию, менее интересует нас. Бывшие полководцы Александра, теперь выступавшие уже самостоятельно как цари, вели продолжительные войны друг с другом, и почти все они испытали самые необычайные превратности судьбы. Особенно замечательна и интересна в этом отношении жизнь Деметрия Полиоркета.

В Греции государства продолжали существовать; после того как Филипп и Александр заставили их сознать их слабость, они еще влачили призрачное существование и кичились ложною самостоятельностью. У них не могло быть чувства собственного достоинства, вытекающего из независимости, и во главе государств стояли государственные деятели – дипломаты, ораторы, которые уже не были, как например Перикл, в то же время и полководцами. Отныне греческие страны уже находятся в разнообразных отношениях к разным царям, которые все еще добивались власти над греческими государствами, а отчасти и популярности в них, особенно в Афинах, потому что Афины все еще импонировали, если не как держава, то как центр высших искусств и наук, в особенности философии и красноречия. Афиняне более воздерживались от распутства, грубости и страстей, господствовавших в других государствах и внушавших презрение к ним, и сирийские и египетские цари считали своею почетною привилегией дарить Афинам большие количества зерновых хлебов и других полезных продуктов. Отчасти и цари считали для себя весьма славным подвигом освобождение греческих городов и государств и поддержание их независимости. Освобождение Греции стало как бы всеобщим лозунгом, и титул освободителя Греции считался весьма почетным. Если вникнуть во внутренний политический смысл этого выражения, то оказывается, что оно означало, что ни одно греческое государство не должно было достигать значительного могущества и что представлялось желательным, обособляя и дезорганизуя их, не давать ни одному из них усиливаться._{259}