Философия истории

Это основание государства следует признать существенной основой своеобразия Рима. Ведь оно непосредственно влечет за собой в высшей степени суровую дисциплину, равно как и самопожертвование для достижения цели союза. Государство, которое только что образовалось и основано на насилии, должно быть поддерживаемо насилием. Из такого происхождения вытекает не нравственная связь, достойная свободных людей, а вынужденная субординация. Римская virtus есть храбрость, но не только личная, а такая, которая по существу проявляется в товарищеской солидарности, которая всего выше ценится и которая может быть связана со всякими насильственными действиями. Если римляне образовали такой замкнутый союз, то хотя у них не существовало такой внутренней противоположности, как у _{269}лакедемонян по отношению к покоренному и порабощенному народу, однако у них возникло различие между

патрициями и плебеями

и борьба между ними. Эта противоположность намечена уже в форме мифа в лице двух враждующих братьев, Ромула и Рема. Рем погребен на Авентинской горе: она посвящена злым гениям, и туда удалялись плебеи. Возникает вопрос, как установилось это различие? Уже было упомянуто, что Рим образовался благодаря разбойничавшим пастухам и стечению всякого сброда; впоследствии в нем были насильственно поселяемы и жители взятых и разрушенных городов. Более слабые, более бедные лица, позднее поселившиеся, неизбежно оказывались в униженном и зависимом положении по отношению к основателям государства и к тем лицам, которые отличались храбростью и богатством. Итак, нет надобности прибегать к излюбленной в новейшее время гипотезе, по которой патриции составляли особое племя.

Зависимость плебеев от патрициев часто изображается как вполне установленная законом и даже имевшая священный характер, так как в руках патрициев были sacra[22], a плебеи как бы не имели богов. Плебеи предоставили патрициям лицемерную возню с этим хламом (ad decipiendam plebem. Cic.)

[23], не придавая никакого значения их священнодействиям и наблюдениям авгуров; если же они, не признавая связи политических прав со священнодействиями, присвоили их себе, то этим они все же не посягнули на святыню, как и протестанты, освободившие политическую государственную власть и отстоявшие свободу совести. Как уже было сказано, отношение между патрициями и плебеями следует понимать таким образом, что бедные и поэтому беспомощные вынуждены примыкать к более богатым и почтенным лицам и искать у них patrocinium[24]

. Лица, находившиеся в зависимости от более богатых и пользовавшиеся их покровительством, назывались клиентами. Но вскоре возникает различие между клиентами и плебсом. При раздоре между патрициями и плебеями клиенты стояли на стороне своих патронов, хотя и они принадлежали к plebs. Что это отношение клиентов к патронам не было юридическим, установленным законом, вытекает из того, что оно постепенно исчезло, после того как были изданы законы и они стали известны всем сословиям, потому что, как только индивидуумы нашли защиту в законе, вышеупомянутая временная необходимость перестала существовать._{270}

Сначала, когда государство было разбойничьей организацией, всякий гражданин непременно был солдатом, потому что государство существовало благодаря войне: это бремя было тягостно, потому что всякий гражданин должен был сам содержать себя на войне. Это обстоятельство вызвало чрезмерную задолженность плебеев патрициям. С изданием законов и это отношение, которое делало возможным произвол, должно было мало-помалу прекратиться; однако патриции вовсе не обнаруживали склонности тотчас же освободить плебеев от их зависимости; наоборот, эта зависимость все еще должна была продолжать существовать в их интересах. В законах двенадцати таблиц было еще много неопределенного, очень многое еще было предоставлено произволу судьи; но судьями были только патриции; таким образом противоположность между патрициями и плебеями еще долго продолжает существовать. Лишь постепенно плебеям становятся доступны все высокие места, и они получают права, прежде принадлежавшие только патрициям.