И внутренние франкские учреждения мало-помалу совершенно исчезли, в особенности организация войска. Вскоре после Карла Великого норманны со многих сторон совершают набеги на Англию, Францию и Германию. В Англии сначала царствовало семь династий англо-саксонских королей, но в 827 г. Эгберт объединил все эти владения в одно государство. При его преемнике датчане часто совершали набеги и грабили страну. Они встретили мужественное сопротивление лишь при Альфреде Великом, но впоследствии датский король Кнут завое{347}
вал всю Англию. В то же времяТаким образом эти три народа со всех сторон производили массовые вторжения в империю и почти сталкивались друг с другом в своих опустошительных набегах. Франция была опустошена норманнами до Юры; венгры доходили до Швейцарии и сарацины до Валлиса. Что касается вышеупомянутой организации призыва на военную службу, то, учитывая вышеописанное печальное положение, нельзя не удивляться безрезультатности всех этих прославленных мероприятий, между тем как именно тогда-то они должны были бы показать свою наибольшую эффективность. Можно склониться к тому, чтобы считать пустой фантазией описание прекрасного, разумного государственного устройства франкской монархии при Карле Великом, которое проявило себя сильным, великим, вполне упорядоченным и внутри и по отношению к внешнему миру, тем не менее оно существовало; но все это государственное устройство поддерживалось лишь силой, величием и благородством ума этого индивидуума и не основывалось на духе народа, не вошло в его жизнь, но являлось лишь чем-то извне навязанным, своего рода априорной конституцией, подобно той, которую Наполеон дал Испании и которая тотчас же перестала существовать, как только ее перестало поддерживать насилие. Но действительность конституции состоит в том, что она существует как объективная свобода, субстанциальная форма проявления воли, как обязанность и обязательство в субъектах. Но для германского духа, который сначала проявлялся лишь как душа и субъективный произвол, еще не существовало никаких обязательств, никакого внутреннего единства, но лишь внутреннее состоя{348}
ние безразличного, поверхностного для себя бытия вообще. Таким образом у вышеупомянутого государственного устройства не было прочной связи, не было объективной опоры и субъективности, так как еще вообще невозможно было никакое государственное устройство.