Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире

Слепое принуждение фактов, как произвольно выбранных содержаний восприятия, уводит в нескончаемое. Чтобы представлять интерес, факт должен получить некоторое значение. Теории, как образования из взаимосвязей и целостей, составляют условие для релевантности фактов, а обычно даже и условие их отыскания. Убедительность, присущая теории, происходит из ее подтверждения фактами. Чем более она приводит к единству нечто разнородное, пока никакие факты не противоречат ей, тем убедительнее становится ее истина; окончательной она не становится никогда.

Ибо в теориях и истолкованиях остается нечто фундаментальное (Zugrundeliegendes), что не позволяет достичь тождества действительности и теории, что непрозрачно и не заключает в себе ничего убедительного, кроме разве неподвластности его существования. Исследование действительности повсюду заканчивается веществом (Stoff), составляющим его границу как непонятное и как стихийный беспорядок. Так обстоит дело даже в физике с теми законами, которые трактуются как статистические законы. Убедительное не схватывает всей действительности. То, что это убедительное есть, означает, что для нас существует чистый объект. Но это бытие-объектом не есть бытие всего.

Если убедительное эмпирическое знание обращается в предвидении на действительность в индивидуальной ее форме, то ввиду нескончаемого множества возможных действующих факторов оно всегда сопряжено с неуверенностью. В техническом изготовлении и предсказании вмешиваются случайности. Даже в самых достоверных астрономических расчетах всего лишь имеет силу столь высокая вероятность, что мы можем практически исходить из достоверности этих расчетов. Отсюда имеются переходные явления вплоть до тех предсказаний, в которых уравновешивают друг друга взаимно противоположные возможности. Ни в какой области действительность не бывает подвластна нашей воле с абсолютной достоверностью, как совершенный механизм. Но там, где действительность, как ограниченная действительность, становится доступной в форме механизма, там действует также наивысшая степень достоверности полагающегося на нее действия. Но и тогда эта достоверность никогда не бывает абсолютно убедительной в теоретическом отношении, но имеет лишь некоторую, граничащую с полной достоверностью, вероятность.

Таким образом, убедительное в эмпирическом исследовании всегда, как факт, привязано к теории, а как теория - к факту. Оно граничит с непостижимостью вещества. Оно никогда не схватывает какую-нибудь действительность вполне, ни действительность вообще, ни действительность в индивидуальной ее форме. Как абсолютно убедительное, оно должно было бы оторваться от действительности, вступило бы вновь в область логической достоверности, и подпало бы существующей здесь специфически иной относительности соотнесенного со своими предпосылками.

Третий способ существования убедительного в категориальных созерцаниях и в созерцаниях сущностей имеет свою границу не в том или ином отдельном прозрении (Einsicht) для сознания. Ибо это прозрение существует ведь всецело как оно само. Созерцание налично или не налично, а потому имеет свое исполнение в самом себе. Ибо оно, как таковое, не указывает за пределы себя самого, не утверждает ни действительности, ни убедительного хода мысли, но утверждает только свою собственную светлость в себе. Граница заключается здесь, во-первых, в сообщении. Отвлекаясь от того, что я могу болтать впустую (leeres Gerede machen kann) и что я высказываю слова, а не созерцаемые мною содержания, я никогда не буду окончательно уверен, что имею то же, что и другой. Здесь невозможна никакая демонстрация (Vorzeigen), никакое объективное определение через неповторимые (unverwechselbar) признаки, но только некая комбинация всех средств показывания (Zeigen) и высказывания (Aussagen), которые, однако, только впоследствии, при дальнейшем использовании того, что мы имели в виду, открывают подлинное единодушие в созерцании или различное понимание, выступающее в том, что известный сущностной элемент мы только одинаково называем, но различно представляем его себе. Во-вторых, граница этой созерцательности заключается в систематике и полноте. Ни та, ни другая никогда не бывают убедительными сами по себе, разве только в частностях. Одна не включает в себя другой. Содержания созерцаний и сеть возможных существований невозможно ни развить из одного принципа, ни задним числом упорядочить в некотором завершенном целом. Здесь также все исчерпывается ориентированием; ибо убедительное повсюду встречает себе границы вследствие того, что оно, как определенное, всякий раз стоит в отношении к иному.