Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире

Правда, основной фактум нашего существования в мире состоит в том, что есть чистый объект, как наличность (Bestand) и, что то же самое, есть убедительное знание о нем. Но на вопрос о том, что такое этот объект, у нас нет никакого непосредственного показания (Aufzeigung). Но объект бывает чистым только в критическом научном исследовании и знании. И здесь он также постоянно пребывает еще в парении (in der Schwebe), потому что он не завершен и имеет указанные нами границы. Непосредственная действительность всегда бывает чем-то большим, чем чистый объект. Ее замутняют оценки и предрассудки, привычные ожидания и распространенные, непроясненные мнения о самоочевидном. Действительность, как экзистенциально наполненная, больше, чем эмпирическая действительность. Как непосредственный, как только названный объект -как если бы мы имели его таким, и как будто бы он и был налицо таким образом - объект рассеивается перед нами (l"ost es sich auf). Назову ли я чистым, независимым от субъекта объектом материю и закон в естественных науках, или единство организма, или индивидуальные исторические обстояния (Tatbest"ande) в истории природы и человека в их доступном описанию и фиксации в пространстве и времени обличье, или исторические события, «как оно, собственно, и было (wie sie eigentlich gewesen)», - объект всякий раз бывает столь же легко назвать таким образом, сколь трудно удержать для сознания. В каждом из названных выше случаев мы имеем в виду сущностно иной род действительности и бытия-объектом. Анализ каждого объекта приводит к границам, у которых нам кажется, что этот объект, как объект, исчезает. Но с обретением знания о границах в пределах этих границ объект остается для нас в процессе ориентирования в мире как запас того, что можно знать с убедительностью (Bestand zwingender Wissbarkeit). Только на этом бытии-объектом невозможно основать бытия вообще, и даже только нашего существования. Скорее, всякое знание и всякое бытие-объектом действительно в мире для сознания вообще - оно никогда не бывает целым и всем (ist nie das Ganze, nie Alles).

2. Убедительное знание и экзистенция.

- Истины неубедительные, то есть не схватывающие никакого чистого объекта для сознания вообще, не дают ориентирования в мире. Если такие истины возможны, то существует все же тенденция к тому, что, пережив однажды опытом несравненное сознание убедительной достоверности, мы захотим постичь в понятии и эти истины в форме подобной достоверности, как и все то, что имеет для меня значение (mir relevant). Мотивом к тому служит не только специфическое удовлетворение, даваемое этим убедительным прозрением, но и желание иметь всюду такой объект, который существует независимо от меня, на наличность которого я могу положиться, вместо того чтобы стоять в ничтожестве как своей свободе и опасности. Тогда я был бы освобожден от себя самого. Но эта воля к убедительному знанию того, чего по самому его существу знать невозможно, становится предательством экзистенции (Verrat an der Existenz). Страдание от такого рода недостоверности приводит к отказу от критического сознания границ знания в их применении к данному частному случаю; то, что для меня важно, должно быть силком достоверно (es soll, was mir wichtig ist, gewaltsam gewiss sein). Исходя из этой позиции впоследствии также и в науках, ориентирующих нас в мире, форма убедительности подложно признается одинаковой во всех предметных областях, из чего происходит путаница и колебание между мнимым знанием в претензиях на авторитет, предъявляемых «экспертами», и верой в их диктаторские утверждения, с одной стороны, и - неизбежно сопряженным с ними на пути простого и резкого обращения - некритическим отказом даже и от того, что убедительно достоверно, с другой стороны. Только рациональное благоразумие (Besonnenheit), разворачивающееся на основе экзистенции, избегает обоих этих ложных путей. Оно знает, что оно знает, как оно знает и в каких границах оно это знает; оно в состоянии сделать это знание понятным каждому, кто серьезно этого желает, и довести до самопонимания (zur Selbsteinsicht zu bringen).

Для философского сознания это благоразумие составляет условие подлинности (Wahrhaftigkeit) перед лицом конкретных ситуаций. Признание того, что есть в каждой из них убедительного, не поддаваясь попеременно цепляющимся друг за друга и осуждающим друг друга научным предрассудкам, не препятствует благоразумному человеку удерживать в то же время это убедительное в непременно присущем ему парении (in der zu ihr geh"orenden Schwebe). Этому благоразумию противодействуют влечения страха существования; они понуждают зафиксироваться в абсолютном знании, чтобы освободиться от неуверенности, или прятаться и скрывать, потому что факты и возможности для этого страха невыносимы.