Философия. Книга третья. Метафизика

Всякая действительность существует для нас в корреляции чего-то предметного с неким субъектом, активно обращенным к этому предметному. Так эмпирическая действительность как предмет знания критически принимается активностью исследующей практики (untersuchenden Verhaltens). Для изучающего сознания вообще эмпирическая действительность убедительна. Но трансценденция не есть какая-либо убедительная действительность; однако мы, поскольку мы есмы в существовании возможная экзистенция, замечаем повсюду в действительном нечто такое, что как эмпирически констатированное уже не есть более то, как что мы его узнали в опыте. Это некоторая действительность как граница эмпирической действительности, постижимая лишь как такая граница, но неисследимая, потому что выходящая за пределы этой действительности.

Подобной действительностью, — которую однако же никакое сознание вообще не может заметить иначе как только отрицательно, — была экзистенция. Если мы можем, создавая ситуации, предсказуемым образом руководить действиями другого человека, известного нам и понятого нами как объект, то здесь остается все же некоторая непредсказуемость, которую можно лишь отрицательно постигнуть через нескончаемое множество принимаемых во внимание факторов, но которая положительно открывается активности самобытия, как абсолютная уникальность экзистенции, с которой я нахожусь в коммуникации. Непредсказуемость, как глубина бытия, обоюдно действительна между экзистенциями, но для мысли неоднозначна. Нескончаемые трения, разочарования, беспокойства и возможности в отношении к другим людям, эти трудности, в которых я впервые узнаю опытом и себя самого, составляют или следствия одной лишь природы, как чего-то совершенно чуждого, жесткое сопротивление лишенного экзистенции существования; или же они — темнота возможной экзистенции, которая еще только должна открыться просветлению в готовности к экзистенциальной коммуникации. Эта действительность экзистенции есть граница эмпирической действительности, и все же она есть самая живая и насущная действительность, к которой я сделался бы нечувствителен, если бы признал эмпирическую действительность единственной. Тогда я переживаю эти помехи, которые всегда нарушают мои планы в мире, где, казалось бы, все так ясно рассчитано, — помехи от себя самого, вследствие не сознаваемых мною иррациональных мотивов, и от других, вследствие их действий и целеполаганий, которых невозможно было ожидать. Я непрестанно оказываюсь в неразрешимых переплетениях и в темноте именно потому, что желаю признавать одну лишь объективную ясность за истину и действительность.

Только возможная экзистенция может ощутить, на границах познанной ею в «сознании вообще» эмпирической действительности и открывающейся ей в коммуникации экзистенциальной действительности, подлинное бытие трансценденции.

Так, например, часто в ситуациях жизни самое для нас важное бывает случайным. Если в таком случае мы говорим, что все, тем не менее, есть лишь комбинация необходимых закономерных взаимосвязей, то для всеобщего знания и в самом деле не существует ничего иного. Но в конфетной ситуации побудительная сила остается все-таки за непредсказуемостью, как решающим элементом действительного. Задают вопрос: в каком качестве действительно непредсказуемое, коль скоро оно непознаваемо? Утверждение о всеобъемлющем механизме каузальных взаимосвязей и утверждение о том, что мы, несмотря на принципиальную предсказуемость решительно всего, «еще не можем предсказать», представляют собою неистинную антиципацию. Только в пограничной ситуации историчной определенности возможная экзистенция может постичь в непредсказуемой случайности решительную действительность, как границу эмпирической действительности.

Каждое определенное понятие действительности отграничивает ее от недействительного. Как возможная экзистенция, я вопрошаю, — не изучая, не определяя действительность, но вновь собирая себя из всякой особенности, — об абсолютной действительности. Эта действительность трансцендентна для меня; но в имманентности эмпирического существования и экзистенции я способен переживать границы, на которых эта действительность бывает для меня живым присутствием.