Философия свободного духа

В духовной жизни нет абсолютной чуждости и субстанциальной непроницаемости, полагающей непереходимые границы. Субстанции создаются пространством, временем, материей, и их характер приобретают души, прикованные к телесному миру. Субстанциальность есть лишь состояние мира, а не его внутренняя сущность, лишь отвердение и окостенение мира, рабство мира. Этот природный мир есть дитя вражды и разделения, порождающих скованность и порабощенность. Дух есть свобода. Это определение Гегеля остается непреложной истиной. Истина эта подтверждается духовным опытом человечества. Принуждение и внешние границы создаются выбрасыванием жизни вовне, внеположным существованием вещей мира. Вещь и есть то, что находится вовне, а не в глубине. Дух всегда пребывает в глубине, дух и есть глубина, дух есть внутреннее, а не внешнее, и жизнь духа не порождает ничего совершенно внешнего, поверхностного, внеположного, ничего обладающего инерцией и непроницаемостью. Глубина всегда есть символ духа. Природный мир, взятый сам по себе, не знает глубины. И раскрытие глубины природного мира возможно лишь в духе, лишь в свете понимания природного мира, как символа духа, как отображения духовной жизни, как внутреннего момента мистерии духа. Но понимание духовного мира прежде всего предполагает разграничение его от мира природного, преодоление всех смешений, недопущение натурализации духовной жизни, столь свойственной метафизическим системам. Подобно тому как нет в духовной жизни внеположности и раздельности, нет в ней и противоположности между единым и множественным, на которой покоится жизнь мира природного. Единое не противостоит множественному, как внешняя для него реальность, оно проникает множественное и создает его жизнь, не снимая самой множественности. "Я в Отце моем, и вы во Мне, а я в Вас". "Я уже не живу, но живет во мне Христос"*. На этом внутреннем преодолении внеположности единого и множественного основана духовная жизнь. Противоположность единого и множественного, внеположность одного для другого основана на пространстве, времени, материи, которые являются уже результатом грехопадения, отпаденья от Бога. Духовная жизнь совершается вне времени, вне пространства, вне материи, хотя и связана с ними, как с символическим отображением внутренних распадов духа. В духовной жизни, в духовном опыте дано внутреннее единство моей судьбы, судьбы мира, судьбы Бога. В духовном опыте моя судьба перестает быть раздельной и замкнутой судьбой. А это значит, что духовная жизнь есть в высшей степени конкретная, сращенная жизнь. Природная же действительность есть действительность абстрактная и раздельная. В ней никогда не дано цельности и полноты, совершенной соединенности. В духовной жизни дана цельность и полнота бытия, в нее претворенно и преображение входят все ступени бытия, преодолевается рознь и чуждость, побеждается вещность. Духовная жизнь совсем не есть отвлечение от жизни мира природного, и смысл аскетики и очищения, необходимых для духовной жизни, совсем не в этом. Отвлеченная духовность есть очень несовершенная форма духовности. Неизмеримо выше стоит конкретная духовность, преображающая и просветляющая жизнь мира. Духовная жизнь совсем не есть реальность, существующая наряду с действительностью физической и психической, с действительностью природного мира, - она вбирает в себя всю действительность, сознавая, что вся действительность есть лишь ее символизация, лишь отображение ее состояний, ее внутренних событий, ее пути. Дух совсем не противоположен плоти, плоть есть воплощение и символ духа. Духовная жизнь есть историческая жизнь, ибо историческая жизнь есть жизнь конкретная. Но внешняя историческая действительность есть лишь отображение духовной жизни во времени, в раздельности. Все внешнее есть лишь знак внутреннего. Сама материя есть лишь символизация внутренних состояний духовного мира, его вражды и раздельности, а не субстанция, существующая сама в себе. Не спиритуализм, не отвлеченную духовность мы утверждаем, а символизм, конкретную духовность.