6. Пусть поэт жарит напропалую, пусть гремит его голос и будит первозданные стихии!
7. Нет ничего прекраснее борьбы. Без наглости нет шедевров. Поэзия наголову разобьет темные силы и подчинит их человеку.
8. Мы стоим на обрыве столетий!.. Так чего же ради оглядываться назад? Ведь мы вот-вот прорубим окно прямо в таинственный мир. Невозможно! Нет теперь ни Времени, ни Пространства. Мы живем уже в вечности, ведь в нашем мире царит одна только скорость.
9. Да здравствует война – только она может очистить мир. Да здравствует вооружение, любовь к Родине, разрушительная сила анархизма, высокие Идеалы уничтожения всего и вся! Долой женщин!
10. Мы вдребезги разнесем все музеи, библиотеки. Долой мораль, трусливых соглашателей и подлых обывателей!
11. Мы будем воспевать рабочий шум, радостный гул и бунтарский рев толпы, пеструю разноголосицу революционного вихря в наших столицах, ночное гудение в портах и на верфях под слепящим светом электрических лун. Пусть прожорливые пасти вокзалов заглатывают чадящих змей. Пусть заводы привязаны к облакам за ниточки вырывающегося из их труб дыма. Пусть мосты гимнастическим броском перекинутся через ослепительно сверкающую под солнцем гладь рек. Пусть пройдохи-пароходы обнюхивают горизонт. Пусть широкогрудые паровозы, эти стальные кони в сбруе из труб, пляшут и пыхтят от нетерпения на рельсах. Пусть аэропланы скользят по небу, а рев винтов сливается с плеском знамен и рукоплесканиями восторженной толпы[79]
.Для Маринетти не существует никакой красоты, кроме красоты механического слияния всего со всем. Политический митинг, трудовая смена, расчет авиационного маршрута, расписание поездов и работа водопровода – всё это для него лишь случайные, хотя и впечатляющие, проявления единого механизма.
Русские футуристы не доходили до этого: женщину они обычно чтили, различали труд и праздник, бунтовали ради каких-то целей, а дым и чад большого города не одобряли, потому что считали, что в будущем гигиена достигнет настоящих высот и мир станет сверкающим и блистающим. Но для Маринетти существеннее репутация Италии, которая должна стать другой. Пусть даже в ядовитом дыме заводов, в шуме и гаме, на митингах, приветствующих вождя, но она изменится навсегда.
В этой Италии не будет уже места прошлому – оно напоминает о мелочности замыслов и еще большей мелочности взаимных отношений старых художников. Но не будет скоро и самих первых футуристов. В глубине души Маринетти понимал, что он и его союзники не превосходят нравственно мастеров прошлого.
А значит, надо просто эмоционально себя подстегивать и убеждать, что сам всемирный механизм судеб станет всемирной промышленностью и вознесет вовремя оказавшихся на нужном месте футуристов на вершины славы. Но тем скорее будет с этой вершины путь вниз.