2. Можно и иначе объяснить происхождение радуги, примерно следующим образом. Когда где-нибудь прорвется труба, через маленькую дырочку бьет вода; если мы посмотрим на ее брызги против низко стоящего солнца, мы увидим в них изображение радуги. То же самое ты можешь увидеть, если понаблюдаешь за суконщиком: когда он наберет в рот воды и легонько опрыскивает натянутые на распялки ткани, в этом воздухе, полном брызг, появляются те же цвета, какие мы видим обычно в радуге.
3. Причина ее — жидкость, в этом можешь не сомневаться: ведь когда нет туч, никогда не бывает и радуги. Однако посмотрим, каким образом она получается.
Некоторые говорят, что бывают капли, пропускающие солнце, а бывают более сжатые и потому непрозрачные[251]
; соответственно первые испускают свет, вторые отбрасывают тень; из смешения того и другого возникает радуга, в которой одна часть воспринимает солнце и оттого сияет, вторая же темнее — она не пропускает солнца и отбрасывает тень на соседние капли.4. Не все, однако, согласны, что это так. В самом деле, если бы в радуге было всего два цвета, если бы она состояла лишь из света и тени, то это могло бы показаться правдоподобным. Однако
Мы видим в радуге и огненное, и желтое, и синее, и другие цвета, проведенные тонкими линиями, как на картине. Как сказал поэт, ты не отдаешь себе отчета в том, что это разные цвета, пока не сравнишь первого с последним. До чего удивительно здесь искусство природы: перелив красок ускользает от нас, и то, что началось неразличимо сходным, кончается несопоставимо различным. Так какие же тут два цвета, какие свет и тень, когда нужно объяснить неисчислимое разноцветие?
5. Некоторые думают, что радуга получается так: там, где уже начался дождь, каждая падающая дождевая капля оказывается зеркалом и отражает солнце. Бесчисленное множество таких отражений летит и отвесно и наклонно во все стороны, и радуга — смешение множества отражений солнца.
6. А приходят они к подобному заключению вот как. Выставьте, говорят они, на улицу в ясный день тысячу тазов с водой — во всех отразится солнце; обрызгайте каплями воды листья — каждая отразит солнце. Но возьмите самый необъятный водоем — в нем вы не получите больше одного отражения. Почему? Потому что всякая гладкая поверхность, заключенная в свои границы, есть одно зеркало. Раздели большой водоем внутренними стенками, и в нем будет столько же отражений, сколько отдельных бассейнов; оставь его как есть — и как бы он ни был велик, он даст тебе только одно отражение. Объем жидкости или величина водоема не имеют решительно никакого значения; если он ограничен, он представляет собой зеркало. Поэтому бесконечное множество капелек проливающегося дождя составляют бесконечное множество зеркал и дают столько же солнечных отражений. Со стороны они все кажутся перемешанными, ибо падают в разные стороны, и, кроме того, на расстоянии не видно разделяющего их пространства, так что вместо отдельных отражений мы видим одно, смешанное из всех сразу.
7. Аристотель судит об этом примерно так же. Всякая гладкая поверхность, как он говорит, возвращает глазу испускаемые им лучи; но самые гладкие вещи на свете — вода и воздух; поэтому от сгущенного воздуха наш взгляд отражается и возвращается к нам. Если же зрение слабое и нездоровое, то оно может оказаться не в состоянии преодолеть сопротивление даже обычного воздуха. Некоторые, например, страдают такой болезнью: им мерещится, что они повсюду натыкаются на самих себя, ибо везде они видят свое собственное отражение. Отчего это? А оттого, что больные глаза их не в силах прорвать даже ближайший слой воздуха, и взгляд сразу отскакивает назад.
8. На них всякий воздух действует так же, как на других — густой: ведь самой малой плотности достаточно, чтобы отразить немощный взгляд. Но гораздо сильнее отталкивает наш взор вода: она плотнее, и лучи наших глаз не могут ее пробить; она задерживает их и отсылает назад, откуда вышли. Итак, сколько капелек, столько и зеркал; но из-за малости своей они отражают лишь цвет солнца, а не его очертания. А так как один и тот же солнечный цвет воспроизводится в бесчисленных капельках, падающих беспрерывно, то мы начинаем видеть не множество разрозненных отражений, а одно длинное и непрерывное.
9. — Почему же, интересно, — возразишь ты мне, — я не вижу ни одного отражения там, где, как ты утверждаешь, их много тысяч? И почему эти отражения — разных цветов, если у солнца цвет один?