12. Попав туда, душа питается и растет; освобожденная словно от оков, она возвращается к своему истоку[229]
, и вот доказательство ее божественности: все божественное ее радует, занимает — не как чужое, как свое. Беззаботно следит она за закатом и восходом светил, за их столь различными и столь гармонично согласованными путями; наблюдает, где какая звезда впервые засветилась над землей, где высшая точка ее пути, где низшая, — все обдумывает, все исследует любопытный наблюдатель. А почему бы и нет? Она ведь знает, что это — ее, родное.13. Тогда-то и начинает она презирать тесноту прежнего своего жилища. Ведь от самых дальних берегов Испании до Индии расстояние какое? — Считанные дни, если ветер кораблю попутный[230]
. А в той небесной области? — Стремительнейшая звезда, двигаясь без остановок и с равной скоростью все прямо, может мчаться здесь тридцать лет[231].Наконец, именно там душа получает, наконец, ответ на то, о чем долго спрашивала: именно там она начинает познавать бога. Что такое бог? — Ум вселенной[232]
. Что такое бог? — Все, что видишь, и все, чего не видишь[233]. Он один есть все; он один держит все созданное им и внутри и снаружи — только так можно воздать должное его величию, более которого нельзя ничего помыслить.14. Какая же разница между природой бога и нашей? — В нас лучшая часть — душа; в нем нет ничего, кроме души. Он весь — разум.
А тем временем смертные настолько погрязли в заблуждении, что небо, которого ничего нет прекраснее, упорядоченное в раз навсегда заданном порядке, люди считают бессмысленным, подвластным лишь игре случая[234]
и оттого беспрестанно смятенным всевозможными молниями, тучами, бурями, какие потрясают землю и ее окрестности.15. И не только толпу заразило это безумие, но и некоторых, объявляющих себя приверженцами мудрости. Есть такие, кто думает, будто у них самих душа есть, и душа предусмотрительная, способная распорядиться своим и чужим; вселенная же эта, в которой мы живем, лишена будто бы всякого смысла, и то ли сама несется неизвестно куда; то ли движется природой, не ведающей, что творит[235]
.16. Не кажется ли тебе, что узнавать все это — занятие весьма стоящее? Насколько могуществен бог? Создает ли он сам себе материю или пользуется данной? Что первее: разум ли предшествует материи или материя разуму? Создает ли бог все, что пожелает, или же во многих вещах то, с чем ему приходится иметь дело, сопротивляется ему, не дается, так что из рук великого искусника многое выходит дурно созданным, и не от недостатка искусства, а из-за сопротивления материала искусству?
17. Вот этим заниматься, это изучать, этому прилежать — разве не значит перепрыгнуть через свою смертность и сподобиться лучшей участи? — Ты спросишь, какой мне от этого прок? — Может, и никакого, хотя одна-то польза есть во всяком случае: примерившись к богу, я буду знать, что все остальное ничтожно мало.
Глава I
1. Теперь пора мне приступить к моему предмету; выслушай же, что я думаю об огнях, проносящихся сквозь воздух.
Они несутся по кривой и со стремительной скоростью; это доказывает, что они низвергаются с большой силой. Очевидно, что они не движутся сами по себе, но их что-то бросает.
2. Выглядят такие огни очень разнообразно. Какой-то из видов их Аристотель называет «козой»[236]
. Если ты захочешь спросить меня почему, сначала ответь мне, почему козы называются козами. Если же, что будет гораздо удобнее, мы уговоримся не задавать друг другу вопросов, на которые другой заведомо не может ответить, достаточно будет исследовать само явление, не доискиваясь, с чего бы это Аристотель стал называть козой огненный шар. Ибо именно такова была форма огня, который явился — величиной с луну — во время войны Павла против Персея[237].3. Мы и сами видели не однажды пламя в виде огромного столба, который на лету рассыпался. Подобное знамение мы видели незадолго до кончины божественного Августа[238]
. Видели и во время казни Сеяна[239], да и кончина Германика[240] не обошлась без такого предзнаменования.4. Возразишь мне: «Неужто ты настолько погряз в заблуждениях, что полагаешь, будто боги посылают предзнаменования смертей, словно на земле есть что-нибудь столь великое, что весь мир знает о его гибели?» Это мы обсудим в другое время. Тогда и увидим, происходят ли все вещи в определенном порядке, так что всякое предшествующее — либо причина, либо знамение последующих. Увидим, пекутся ли боги о делах человеческих; возвещает ли сама последовательность миропорядка о том, чему предстоит свершиться, определенными знаками.
5. Покамест[241]
же я вот что думаю: подобные огни возникают от сильного трения воздуха, когда одна часть его теснит другую, а та не уступает и сопротивляется. Из этого противоборства возникают столбы, и шары, и факелы, и свечения. А при более легком столкновении и, так сказать, трении, высекаются более мелкие огоньки: