Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Ограниченное будущее, замерзшее прошлое: вот положение, с которыми принуждены мириться пожилые. Нередко они оказываются парализованы этим. Все планы уже реализованы или от них отказались, жизнь замкнулась сама на себе; их присутствие ни для чего не требуется; им нечем больше занять себя.

Дальше — хуже. Пожилые, пишет она, это «ходячие трупы… обреченные на нищету, немощность, убожество и отчаяние». Свои безрадостные размышления Бовуар приправляет антропологией: у племени намбиквара есть одно слово, которое значит и «молодой», и «красивый», а есть — то, которое значит и «старый», и «уродливый». История на ее стороне. Над стариками смеялись во все времена, лишь только появлялись более молодые, готовые смеяться.

Вот мысленный эксперимент: представьте себе женщину, выросшую в полном одиночестве на необитаемом острове. Будет ли она стариться? У нее появятся морщины, неизбежно начнутся проблемы со здоровьем. Она станет менее подвижной. Но будет ли это старением? Бовуар так не считала. Для нее старение — культурный феномен, социальный приговор, который выносят нам окружающие. Нет судей — нет и приговора. Женщина на острове станет дряхлеть физически, слабеть, но стареть не будет.

Мрачный взгляд Бовуар на взросление, очевидно, продиктован ее личными обстоятельствами. Эту книгу она написала в шестьдесят лет, когда ее здоровье, до этих пор «до неудобного крепкое», начало сдавать. Походка замедлилась. Началась одышка. Когда кто-то говорил «золотая осень жизни», она лишь усмехалась. Ей хотелось написать о старости «без искусственного лоска».

Думаю, Бовуар попалась в ловушку когнитивного искажения, что-то вроде гильотины Юма. Не совсем дилемма «есть/до́лжно», скорее, как я это называю, «мог бы / обязан». Я мог бы демонстрировать на публике голый зад, как Руссо, но это не значит, что я обязан это делать. Другие могли бы

погрузиться в отчаяние, но это не значит, что они обязаны. У них есть выбор. Странно, что экзистенциалистка Бовуар упустила это из виду.

Неудивительно, что такие люди, как, скажем, современный философ Марта Нуссбаум, отвергают ее мрачный фатализм. «Я не признаю ни собственного опыта, ни опыта моих знакомых-ровесников»[174], — пишет Нуссбаум в своей книге о возрасте.

Бовуар, пожалуй, слишком уж отвергала жизнерадостность Цицерона. Вместо розовых очков римлянина — надела черные. Они не только защищали ее от вредного излучения, но и не пропускали свет. А ведь свет — есть. Старость — совсем не обязательно сумрачная смерть, растянутая во времени, какой ее представляет Бовуар. Это может быть время великой радости и счастья творчества. На чьем же примере лучше всего это показать? На примере Симоны де Бовуар.

* * *

Как-то вечером за ужином из ле наггетс я пытаюсь поговорить на эту тему с Соней. Беседовать с тринадцатилеткой о старости — примерно как с русалкой об альпинизме.

— Ну, это же не про меня, — отвечает она, как будто старение — это что-то необязательное, типа игры на автоматах патинко или занятий балетом. Будет настроение — можно и попробовать, но настроение будет вряд ли.

Я напоминаю Соне, что вообще-то она стареет ровно так же, как и я.

— Ну да. Но ты стареешь по-плохому, а я по-хорошему.

— По-хорошему?

— Да. Скоро я пойду в старшую школу, смогу водить машину…

— Ну а в чем же именно разница между «хорошим» и «плохим»?

— По-хорошему — это когда становишься ближе к свободе. А по-плохому — к смерти.

Меняю тактику разговора. Объясняю, что пытаюсь найти положительное в старении. Есть же ведь в нем что-то положительное, правда?

— Да нет. Нету, — отвечает она.

— Ну а знание? Старики много знают.

— Не обязательно. Вообще-то молодые знают больше, потому что у них есть и знания стариков, и новая информация.

Зайду еще с одной стороны.

— Ну а память? У стариков больше воспоминаний, чем у молодых. Это как если бы на «Нетфликсе» было больше фильмов, которые можно посмотреть. Это же точно хорошо!

— Не все подряд стоит смотреть, старичок.

Чувствуя мое отчаяние, она идет навстречу:

— Сложновато, я вижу. Ты пишешь о том, как стареть достойно, но не знаешь, как это. А ты просто сделай финт ушами и назови главу иначе: «Как не стареть вообще? Не физически, но в душе».

Это тоже будет непросто, соглашается она. Когда молодежь носит брюки в клеточку или слушает винил, это называется «ретро», но, если старик одевается как подросток, — его сочтут жалким.

Так что же, спрашиваю я, если стареть — это отстой, а вести себя как молодой общество мне не позволит или, во всяком случае, жестко осмеет, куда же мне деваться?

— Остается только принять.

— Принять?

— Ну да. Напиши главу «Как принять свое старение» или что-нибудь в этом духе.

Ну-ка, ну-ка. Что задумала эта девочка?

— Ну и как принять свою старость? Что бы ты посоветовала?