Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Старость, полагала Бовуар, должна быть деятельной, а не пассивной. А значит, она должна дарить жизни смысл. Вот как она говорит об этом: «Есть лишь один способ сделать так, чтобы старость не смотрелась нелепой пародией на молодые годы: заниматься тем, что придает нашему существованию смысл. Посвящать себя людям, коллективам, делам, работе общественной, политической, умственной или творческой».

В возрасте за семьдесят Бовуар была гораздо активнее политически, чем в двадцать. Многие годы она не могла определиться с позицией, но теперь участвовала во множестве инициатив. Протестовала против войн Франции в Индокитае и Алжире, против американской агрессии во Вьетнаме. Выступала от имени заключенных в тюрьму повстанцев, запрещенных цензурой художников, людей, лишившихся жилья.

Она была не первой немолодой активисткой. Вольтер, столь дерзкий в своих сочинениях, в деле проявил себя лишь ближе к старости. Восьмидесятидевятилетнего английского философа Бертрана Рассела посадили на семь дней за решетку за участие в антиядерной демонстрации. (Судья предложил отменить срок, если Рассел пообещает вести себя мирно. «Ни за что», — отвечал тот.) Знаменитый американский педиатр Бенджамин Спок был осужден в 1968 году за то, что протестовал против войны во Вьетнаме. Ему было восемьдесят. «Мне ли в мои годы бояться выступать публично?»[178]

— смеялся он. Вот одно из преимуществ зрелого возраста: вам есть что отдавать и почти нечего терять. «Яркий, бесстрашный пыл в болезненном старческом теле — сочетание поистине волнующее», — писала Бовуар.

6. Любите свои привычки

Считая пожилых людьми привычки, мы обычно их за это жалеем. А зачем? Бовуар думала иначе. Привычка — это совсем не обязательно что-то плохое. В ней есть своя красота.

Привычки нужны нам. Без них наша жизнь норовит расколоться на тысячу бессмысленных фрагментов. Привычки связывают нас с миром. Нашим миром. Они полезны — если помнить, почему они у нас появились, и постоянно проверять, не утратили ли они свою полезность. Мы должны управлять привычками, а не наоборот.

Бовуар приводит пример человека, который каждый день после обеда играет в карты. Это его свободный выбор — играть в карты именно в этом кафе, именно в это время. И у этой привычки есть смысл. Но если человек начинает злиться из-за того, что, скажем, кто-то занял «его» столик, — это значит, что привычка выродилась в «оторванное от жизни» требование, которое не расширяет его свободу, а ограничивает ее.

Привычка не значит рутина. Представьте ее себе в виде контейнера — или, если угодно, сумки. В сумку удобно сложить фрагменты нашей жизни. Этим она и полезна. Если перепутать сумку и ее содержимое — то есть привычку и заключенный в ней смысл, — ничего хорошего не получится.

Бовуар разглядела красоту привычек, когда ей было за шестьдесят. Она делала то же, что и всегда: писала, читала, слушала музыку. Но не читала одни и те же книги и не слушала одну и ту же музыку: «Мои дни похожи друг на друга — своим ритмом, тем, чем я их наполняю, людьми, которых встречаю. Но скучной моя жизнь совсем не ощущается». А все потому, что Бовуар была хозяйкой своих привычек.

7. Делайте «ничего»

Есть время для дела; есть время для бездействия. Кайрос. В нашей культуре принято первое ценить, второе осуждать. При всей свой деятельной плодовитости Бовуар и Сартр порой переставали действовать — и просто были. Летние месяцы, которые они проводили в Риме, были тому идеальным примером. Бовуар откладывала на потом свои проекты, на которые она не жалела сил, и «купалась» в Риме. Бобриха на отдыхе.

И пусть она нечасто использовала слово «принятие», чего-то подобного ей удавалось достичь. В преддверии семидесятипятилетия она сказала так: «Есть все-таки что-то во всем этом старении». Как и Ницше, она ни о чем не жалела: «Я получала от жизни столько удовольствия, сколько смогла, и так долго, насколько это было возможно».

8. Поддайтесь абсурду

Когда я был маленьким, у нас на холодильнике красовалась одна-единственная картинка. Не помню, почему мама ее туда повесила. Такое ощущение, что она всегда там была. На картинке был изображен безумный ученый в комнате, полной всевозможных чудищ. Он сидел с удрученным видом рядом с огромным лазерным аппаратом и обращался к своему помощнику: «Двадцать семь лет я делаю монстров. И что получаю? Полную комнату монстров!»

Альбер Камю бы повеселился. Этот франко-алжирский писатель был главным сторонником философского направления под названием абсурдизм. Мир иррационален. Смысла в нем нет. Все наши достижения лишь пыль под беспощадными колесами времени. Но мы не сдаемся. В этом и состоит абсурд. Это и есть жизнь. Проникновенная пьеса, которую вдохновенно играют и играют перед пустым зрительным залом. Бовуар не права, сказали бы абсурдисты. Старость — не пародия на жизнь. Пародия на жизнь — это и есть сама жизнь. Старость лишь ее заключительный монолог.