Финансист

Эту ночь я у Кена не ночевала. И следующую тоже. И еще одну. Мы несколько раз говорили по телефону, но наши беседы были скомканными. Кен не извинился за то, что был эмоционально отчужден, а я не извинилась, что наорала на него. Он спросил, не хочу ли я приехать или, может быть, поужинать вместе, но я наврала, что должна ухаживать за мамой. На самом деле с ней все было хорошо. Она пока восстановилась не на все сто процентов, но дело шло к этому.

Мне же, напротив, было плохо.

После похорон Джейсона мне казалось, что у нас с Кеном случился своего рода прорыв. Казалось, что он начал открываться, начал впускать меня. Казалось, что он старается. Но после маминого удара у меня появилось чувство, что мы оказались там же, где начали.

Кен продемонстрировал, что может быть рядом со мной во всех смыслах, кроме одного. Я думала, что смогу исправить это единственное упущение, но вот спустя месяцы выяснилось, что я даже не определила его причину.

Так что у меня не только были уродские отношения, но я еще, кажется, оказалась довольно хреновым психологом.

«Ну, охренеть».

Мой режим вернулся в привычный цикл «работа – учеба – сон – учеба – уроки – сон», как было в то время, когда Кен был еще просто Пижамой. Мои волосы снова вернулись к своему кудрявому/лохматому состоянию, что и раньше, только теперь они были длиной до плеч. Я поняла, что могу собирать их верхнюю часть в неопрятный пучок на макушке, и решила «Черт с ним», достала свои старые заколки и сбрила на хрен всю нижнюю часть, не попадающую в пучок.

Я обещала маме, что не буду снова брить волосы, если смогу содержать их в таком гладком и прямом виде. Но я не смогла. Очевидно, я ничего не могла содержать в порядке достаточно долго.

В ту ночь я уже несколько часов пыталась готовиться к экзамену по поведенческой психологии, но мой мозг совершенно отказывался со мной сотрудничать. Мои глаза снова и снова пробегали по знакам на листе, просто восхищаясь видом букв, а мозги в это время разбегались по миллиону различных направлений.

«Что, и вот это теперь моя жизнь?»

«Может, продать все это барахло из моей бывшей квартиры и принять тот факт, что я буду жить тут всегда?»

«Разорвать ли мне с Кеном?»

«Он хоть скучает по мне?»

«Я никогда не выйду замуж».

«Надо принять это и заморозить свои яйцеклетки».

«Интересно, сколько стоит заморозить яйцеклетки?»

Знакомый утробный шум прорвался сквозь мои мысли и вернул меня в реальность. Взглянув на окно, я поняла, что, пока я тут растекалась, наступила ночь, а мои жалюзи были совсем открыты. Звук моих личных кошмаров отчетливо приближался. Я отодвинула книжки, откинула покрывало с голых ног, выбралась из постели и потянулась к пластиковой палочке, свисающей с заляпанных никотином жалюзи.

И оторвала ее с концами.

Я стояла там, в короткой маечке и трусах, сжимая отвалившуюся палочку, а мотоцикл Рыцаря подкатил и остановился под фонарем неподалеку от моего дома.

«Черт!»

Бросив бесполезную палку, я метнулась к тумбочке, выключила лампочку и подхватила с пола свою сумку. Ее ремень зацепился за угол видеокассетника Ганса, я споткнулась и врезалась в стену возле окна. Сползая вниз, чтобы Рыцарь меня не заметил, я вытряхнула содержимое сумки на пол в поисках телефона. Я хотела отключить его на фиг, чтобы неизбежный звонок сразу пошел на автоответчик, но Рыцарь оказался быстрее меня. Телефон засветился и задрожал у меня под ногами.

– Ах-х-х, – выкрикнула я, пытаясь прихлопнуть его, как таракана.

«Ду-у-удл-ду-у-удл-ду-у-удл»…

Я ткнула его пальцем, целясь в кнопку отключения, но он вибрировал, и я промахнулась, попав вместо этого на кнопку ответа.

– Панк! – услышала я командный голос Рыцаря, одновременно и в трубке, и из окна.

Я знала, что, если повешу трубку, он так и будет звонить до тех пор, пока я не сдамся и не отвечу или пока за ним не приедет полиция.

С дрожащим вздохом и еще сильнее дрожащими руками я поднесла телефон к голове, держа его в нескольких сантиметрах от лица. Как будто боялась, что Рыцарь укусит меня прямо из телефона.

– Да? – выдавила я.

– Выйди, блин, на улицу.

Я смотрела на светящиеся в темноте звезды на потолке своей комнаты и мечтала куда-нибудь провалиться.

– Нет уж, спасибо.

– Я же извинился, да? Просто выйди и поговори со мной.

В его речи были такие легчайшие намеки на невнятность, вот там, где звуки «с» переходили в «т», и я поняла, что тут надо поаккуратнее. Никто другой просто не заметил бы ничего этого, но я расслышала. Я провела последние шесть лет своей жизни, анализируя любое мельчайшее изменение в поведении Рыцаря, в его позе, настроении, тоне и выражении в поисках признаков опасности. И вот эта легкая невнятность была одним из них.