Финно-угры и балты в эпоху средневековья

Позднее были намечены связи между культурой городецких городищ и культурой рязанско-окских могильников. Так, А.П. Смирнов утверждал, что городецкая культура непосредственно трансформируется в культуру рязанских могильников, поэтому население городецкой культуры можно считать предками племен, оставивших рязанско-окские могильники. Таким образом, по мнению исследователя, эти могильники оставлены местным поволжско-финским населением, конкретнее мещерой, исчезнувшей в процессе славянского расселения (Смирнов А.П., 1952, с. 45–53, 143, 144). Аналогичную точку зрения отстаивал А.Л. Монгайт (Монгайт А.Л., 1961, с. 72–76). Оба исследователя высказывали догадку, что в погребениях с обрядом кремации рязанско-окских могильников следует видеть славянские захоронения (Смирнов А.П.

, 1952, с. 141, 142; Монгайт А.Л., 1961, с. 78–80).

Однако ученые, отстаивавшие полное единство и прямую генетическую линию развития городецкой культуры и культуры населения, оставившего рязанско-окские могильники, не объясняют, чем же вызваны те заметные изменения, которые обнаруживаются в рязанско-окских могильных древностях. Различия между этими культурами не говорят о смене населения, но происхождение рязанско-окских могильников со своеобразной культурой невозможно объяснить только эволюцией городецких древностей.

Выделение двух культурных групп в составе древностей рязанско-окских могильников дает основание утверждать, что при их формировании имела место миграция нового населения. При этом прежние племена, поволжско-финские по языку, не покинули мест своего обитания и составили костяк населения, оставившего рязанско-окские могильники.

Откуда же пришло население, оставившее в рязанско-окских могильниках трупосожжения и трупоположения с восточной ориентировкой? Большинство вещей, характерных для таких захоронений, как уже отмечалось, имеют весьма многочисленные аналогии в древностях балтов. В эпоху возникновения рязанско-окских могильников балтские племена заселяли обширные области Восточной Европы. Восточная часть их ареала включала западные районы Волго-Окского междуречья и бассейн Верхней Оки (Моора Х.А., 1958, с. 23–27; Третьяков П.Н., 1966, с. 145–173; Седов В.В.

, 1970б, с. 25–47). Однако отчетливого региона, откуда могло прийти на Среднюю Оку население, оставившее часть погребений рязанско-окских могильников и наложившее серьезный отпечаток на развитие культуры местных поволжско-финских племен, не выявляется.

Наиболее вероятной областью, откуда шла миграция на Среднюю Оку, является бассейн Верхней Оки. В трупосожжениях рязанско-окских могильников, вещевой материал которых, что уже подчеркивалось, идентичен инвентарю трупоположений с восточной ориентировкой, нужно видеть балтов — выходцев с Верхней Оки.

Происхождение обряда трупоположения с восточной ориентировкой в рязанско-окских могильниках объяснимо смешением вторгшихся сюда балтов с аборигенами. Действительно, рязанско-окские могильники стали кладбищами, общими для местных финно-угров и пришлых балтов. Изменение погребальной обрядности балтов рязанского течения Оки (смена обряда трупосожжения, характерного для верхнеокских балтов, на обряд ингумации) произошло, скорее всего, под воздействием ритуала аборигенного населения. Особая ориентировка трупоположений балтского населения, по-видимому, обусловлена типичным для восточных балтов положением умерших на погребальный костер головой к востоку (Седов В.В., 1961, с. 119, 120).

Миграция балтоязычного населения в области расселения поволжско-финских племен не ограничилась рязанским течением Оки. Отдельные группы балтов прошли далее к востоку. Об этом, в частности, говорят материалы Кошибеевского могильника (Спицын А.А.

, 1901, с. 10–24, 55–71), а также поразительное сходство ряда предметов мордовской женской одежды VII–XII вв. (головные венчики, шейные гривны, некоторые типы браслетов) с типично балтскими украшениями. В Кошибеевском могильнике около 40 % погребенных были положены в могилу головой к востоку, а вещевой материал их не оставляет сомнений в пришлом происхождении части населения, оставившего этот памятник.

Предложенные археологические наблюдения находят подтверждение в материалах языкознания и ономастики. Еще в конце прошлого столетия В. Томсен выявил в поволжско-финских, и особенно в мордовских языках слова балтского происхождения (Thomsen V., 1890). Перечень балтских заимствований в восточнофинских языках позднее был пополнен (Серебренников Б.А., 1957, с. 69–73; Кнабе Г.С., 1962, с. 65–76). На основе топонимических данных мысль о распространении балтов в древности далеко на восток от Поднепровья — на среднюю Оку и далее в Тамбовскую и Пензенскую губернии, где жили финно-угры, — высказывал А.Л. Погодин (Погодин А.Л., 1901, с. 92, 93), а позднее и другие исследователи.