Фиора и король Франции

Фьора нежно погладила веточку и произнесла с улыбкой:

— Ты подарил мне ее как символ мира?

— Да! И это намного серьезнее, чем тебе может показаться.

А теперь я попрошу тебя выполнить одну мою просьбу. Обещай, что ты выполнишь ее.

— Если ты настаиваешь.

— Да, я настаиваю. Во-первых, не говори Лоренцо того, о чем ты сейчас со мной поделилась. Ведь он любит тебя намного сильнее, чем тебе кажется, и его гордость не допустит, чтобы ты считала его просто любовником.

— Но я никогда ничего подобного не говорила! — воскликнула Фьора.

— Может быть, но в каком-то смысле получается именно так. Обещай мне и еще одну вещь. Никогда не говори Филиппу Селонже, что ты была любовницей Лоренцо Медичи. Предупреждаю тебя об этом, так как хочу сохранить не только твое спокойствие, но и жизнь. Ведь Филипп в порыве гнева способен на все.

— Однако не он ли простил мне связь с Кампобассо?

— Я не верю тому, что он простил тебе это. Знай, что придет время, и он еще припомнит тебе это. Умоляю, не делай ему никаких признаний, которые вы, женщины, имеете слабость делать на подушке! Я хорошо знаю твоего мужа, он безумно любит тебя и готов забыть увлечения, которые были во время войны, но он никогда не простит матери своего сына, что она утешалась в объятиях Лоренцо Великолепного. Даже если она в этот момент считала себя вдовой. Итак, не забудь выполнить эти два обещания, — серьезно сказал грек.

— Да! Я не забуду. Ты намного благоразумнее меня.

— И еще. У меня есть к тебе вопрос деликатного свойства.

— Я слушаю.

— Ты уверена, что не беременна?

Лицо Фьоры залилось краской. Ни разу в разгар страсти ей в голову не приходила мысль об этом.

— Не… думаю. Нет.

— Ну вот видишь, ты не уверена! Слушай меня внимательно.

Сейчас я дам тебе одну микстуру. При малейшем подозрении на беременность ты выпьешь ее всю залпом и запьешь медом. Сначала тебе будет так плохо, что тебе покажется, что ты умираешь.

И это мучение продлится два дня. Зато потом ты смело сможешь глядеть в глаза своему мужу.

— А это не будет преступлением?

С высоты своего роста Деметриос внимательно посмотрел на молодую женщину, устремившую на него взгляд своих лучистых серых глаз, в которых застыл беспокойный вопрос. Никогда раньше она не казалась Деметриосу такой прекрасной. Одетая в простое платье из тонкой ткани, расшитое полевыми цветами, с волосами, заплетенными в толстую косу, которая спускалась по груди до самой талии, она была олицетворением самой весны.

В руках она держала легкий зонтик от солнца, прикрывавший ее нежное лицо и длинную, точно выточенную из белого мрамора, шею. Безупречны были тонкая талия, округлые бедра, легкая грациозная походка, приводившие Лоренцо в такой восторг. Ее редкая красота стала истинным украшением королевства. Деметриос подумал, что Медичи едва ли сможет в объятиях других женщин, так страстно желающих его, когда-нибудь забыть Фьору. Он вспомнил, как однажды Лоренцо сделал ему признание:

— Обладание Фьорой равнозначно обладанию красотой всего мира. А держать ее в своих объятиях, познать всю прелесть ее любовной страсти, на которую не способна ни одна женщина в мире, и есть настоящее счастье.

Фьора вопросительно продолжала смотреть на Деметриоса, ушедшего в свои мысли.

— Ну? Ты так и не ответишь мне? Ведь это преступление — изгонять из своего чрева собственного ребенка!

— Согласен. А когда твой муж, узнав обо всем, из ревности убьет вас обоих, не будет ли это двойным преступлением? Стоит мне подумать об этом, у меня останавливается сердце. Так что возьми это и спрячь. Повторяю: мужу ни слова!

Они повернули назад к дому. Идя вдоль ограды сада, они увидели Карло, которому садовник помогал устанавливать ульи с пчелами. Молодой человек любил пчел и проявлял большой интерес к их разведению. Закатав рукава халата из грубой ткани, с растрепавшимися на ветру волосами, он устанавливал очередную раму с пчелиными сотами. И весь просто сиял от счастья.

Фьора пригласила его отобедать в обществе своих друзей Коммина и Мортимера. Но уговоры ее были напрасны: он стеснялся своей внешности.

— Довольно того, что шотландец уже видел меня, — сказал он Фьоре извиняющимся тоном, — но не хватало еще, чтобы на меня смотрел господин посол.

— Ну что вы такое говорите, Карло? Все знают, что наш брак недействителен, но нас с вами связывает глубокая дружба.

Дорогой мой, у меня никогда не было брата, теперь я думаю, что обрела его!

— Господи! За что же мне такое счастье! Знайте, у вас никогда не будет брата нежнее меня! И все-таки не просите меня быть с вами за обедом.

Жизнь на свежем воздухе шла ему на пользу, она восстанавливала его силы, его бледные щеки даже порозовели.

— Ты не хочешь взять его с собой во Францию? — тихо спросил грек.

— Это было бы самым лучшим решением. Не забывай, что его считают умершим.

— Но мне кажется, что ему лучше остаться здесь. Пока он находится под покровительством Лоренцо, никто не осмелится тронуть его. Во Франции он будет чувствовать себя рыбой, выброшенной на сушу. К тому же климат этой страны идет ему на пользу. А я со своей стороны помогу ему удовлетворить его жажду к знаниям.