Фитиль для керосинки

-- два с половиной часа в один конец, и возвращаться страшно -- "Она у меня красивая!" тихо и с восхищением он произнес это и замолчал. Потому что по смыслу выходило так, что и говорить нечего -- лучше уж ничего не скажешь. Венька тоже рассказывал Шурке о том, как получили похоронку на брата, как добирались сюда на пароходе по реке и в таком тесном вагоне, что когда он упал с третьей полки, -- до пола не долетел: сначала свалился на кого-то, а потом на мешки... Его очень удивило и задело, как Шурка сказал о матери. Он вдруг подумал, что никогда не сравнивал ни с кем свою маму и даже не знал, красивая она или нет. И теперь невольно думал только об этом и старался вспомнить ее лицо и фигуру, чтобы тоже понять, какая она -- но у него ничего не получалось. Он говорил, а думал совсем о другом. И сравнивал теперь Шуркину маму, свою, Эсфирь, тетку и девушку из фильма, который недавно видел, потом стали всплывать в воображении Лизка, Нина, баба Дуся -- она была очень красивая на фотографии на стене. Венька долго не верил Нине, что это ее баба Дуся. Потом он стал вспоминать Лизкину мать Малку, медсестру, которая делала ему прививку, зачем-то уборщицу, которая их каждый раз встречала в школе утром ...он хотел остановиться, казалось женщинам не будет конца, но у него ничего не получалось...

И вдруг одна простая мысль поразила его, так, что он даже перестал рассказывать, и Шурка дернул его за рукав -- "Ну!" И он, сам не зная почему и вовсе не к месту, произнес вслух: "Знаешь! А у меня самая лучшая мама на свете!"- это прозвучало так наивно по-детски, как в утренней радиопередаче, что стало неловко. Но Шурка смотрел серьезно и, казалось, готов был подтвердить это. Тогда Венька добавил: "И столько мы вместе пережили..." ГЛАВА YIII. ВИЗИТ

Сговорились идти к Поздняковой вместе. Повод Венька придумал моментально -надо отдать книгу. Ему очень хотелось познакомить Шурку с Ниной -- он даже сам не мог понять, почему. Не затем же, в самом деле, чтобы похвалиться, какая у него есть знакомая -- тараторка и отличница... а может, и так... во всяком случае, себе в этом он не признавался. Сначала отправились на станцию покупать конфеты --неудобно же вдвоем еще и "с пустыми руками", как говорила мама. Самыми лучшими конфетами на свете Венька считал подушечки в сахаре. Шурка с ним не согласился -- его идеал был "Раковые шейки" в вощеных кремовых фантиках с красным раком. Чтобы не спорить долго, решили, что, конечно, "Мишка на севере" посильнее будет, но выходило, что на их сбережения не достанется каждому по мишке, а подушечки для чая -- "самое то, что надо!" Баба Дуся встретила их, как всегда приветливо. Сказала, что у Нинки какой-то сбор, и никак не могла в толк взять, чего они на нем собирают зимой, когда вся трава под снегом. Ребята хотели уйти и встретить Нинку по дороге, но бабка не разрешила. "Хватит Аника! -- твердо сказала она и перекрестилась, пришептывая "Прости Господи!" Ты- то уж навоевался! Хватит! Мне грех на душу будет -- опять, не дай Бог, этих разбойников повстречаешь!" Веньку снова поразило, что Бабку ведет что-то, сначала просит у Бога прощенья -- за что? Потом какой-то грех -- и опять крестится. Выходило так, что она Бога чувствует, как они в школе своего директора "Сковородкина" -- тот тоже все всегда и про всех знал. В новой школе совсем не так -- думал Венька. И ребята живут не так -- никто же не оглядывается каждую минуту ни на Бога, ни на директора -- так с ума сойдешь!

Пока бабка кипятила чайник на керогазе и накрывала на стол, Венька показал Шурке ее фотографию на стене и был очень доволен -- Шурка подтвердил, что она и правда "очень!"

Нина пришла скоро, разрумяненная с мороза, в какой-то розоватой вязаной шапочке, припорошенной снегом -- Веньку вдруг поразило ее сходство с бабушкиной фотографией на стене, и он невольно оглянулся, чтобы сравнить. Когда же он перевел глаза на Шурку, то увидел, как тот, насколько это вообще было возможно его рыжему веснушчатому лицу, покраснел -- и шея, и уши -- все стало ярким -- хотелось потрогать, не горячее ли. И Нина тоже смутилась, подавая ему руку для знакомства. Но неловкость сразу исчезла -- бабка разряжала любую заминку своим присутствием -- то ли от нее исходила какая-то особая, приобретаемая только с тяжело пережитыми годами доброта, то ли по природе ей это было дано. Весело пили чай, вспоминали смешные случаи, Шурка пригласил Нину посмотреть его клеста, вернее клестиху, которая села на яйца, что теперь больше всего заботило его с мамой -- надо было ее кормить и охранять от кота.