Фитин

Без сомнений, Павел Фитин был из тех самых «комиссаров», кто вёл за собой. Известен случай, когда каких-то двух ребят-комсомольцев, направленных на учёбу в Тюмень по рекомендации Шатровского райкома, в вуз не приняли. Узнав об этом, Павел мгновенно собрался и сам отправился в окружной центр — за две сотни вёрст; это сейчас просто — сел на электричку, междугородний автобус или собственный автомобиль и за три часа доехал, — а тогда это было целое путешествие, требующее немалых трудов, сил и времени. Приехал, добрался до руководства вуза и убедил учёных мужей в том, что этих двух комсомольцев обязательно надо принять... Очевидно, было в этом невысоком, коренастом, светловолосом и светлоглазом пареньке, приехавшем из далёкой деревни, нечто такое убедительное, что руководители института пошли навстречу. И вообще, насколько нам известно, Фитин умел разговаривать с людьми и убеждать, ему верили.

Те, кто знал Павла Михайловича, также считают, что у него было не просто умение, но воистину дар разбираться в людях, с самого его юного возраста. Он мог, даже недостаточно хорошо зная человека, как-то интуитивно его почувствовать, понять, что за этим человеком правда, и после этого он уверенно за него ручался и, как правило, не ошибался. И ещё: он никогда просто так не отдавал людей — не устраивает вышестоящее начальство какой-то работник из его подчинённых, ну и ладно, в чём беда, снимем одного, поставим другого, а этого накажем. Мол, какая разница? Нет, Фитин отстаивал каждого своего сотрудника, в котором был уверен. А иных у него, в общем-то, и не было: он был уверен в каждом, с кем соглашался работать вместе, и потому он буквально бился за любого человека, несмотря на то что это порой очень не нравилось руководству. Особенно — в те времена, когда на всех уровнях усиленно занимались «поисками ведьм», именуемых «врагами народа». А ведь тогда и самому несложно было «загреметь» с формулировкой «за укрывательство врагов народа».

Впрочем, термин «враг народа» войдёт в обиход несколько позже...

В марте 1927 года Павел вступил в ряды ВКП(б) — партии большевиков, а на следующий год, в конце лета, отправился в Москву — на учёбу. Крестьянский сын, он не стал оригинальничать и выбрал Сельскохозяйственную академию имени К. А. Тимирязева — солидное учебное заведение с дореволюционной ещё историей.

В автобиографии об этом периоде своей жизни Фитин написал достаточно скупо:

«В сентябре <1928 г.> поступил на инженерный факультет Тимирязевской академии, впоследствии преобразованной в Институт механизации и электрификации сельского хозяйства. Окончил институт в 1932 году. Будучи на последнем курсе, работал заведующим конструкторским факультетом»[49].

Можно понять, что конструкторский факультет был факультативной структурой, и Павел успешно совмещал учёбу с научными изысканиями. Он также продолжал активно участвовать в общественной работе и, одновременно являясь коммунистом и состоя в рядах ВЛКСМ — в те времена, в отличие от последующих, одно не исключало другого, — все годы учёбы входил в состав бюро и факультета, и академии, вскоре ставшей институтом.

Хотя подробности нам не известны, но понятно, что эта работа заключалась не в одном только присутствии на заседаниях комсомольских бюро. В семейных хрониках Фитиных сохранились некоторые сведения о единственном таком мероприятии...

В том же 1928 году, когда Павел поступил в Тимирязевку (имя Климента Аркадьевича Тимирязева Петровской сельскохозяйственной академии было присвоено в 1923 году), он ездил на каком-то агитпоезде куда-то (ничего более конкретного не известно!) в Воронежскую губернию. Кого и как студенты агитировали, этого мы не знаем, но известно, что из поездки Фитин возвратился с молодой красавицей-женой. Звали её Александра Григорьевна, девичья фамилия — Мартынова. В 1932 году, в то время, когда Павел заканчивал институт, у них родился сын — Анатолий.

Учёба в Москве продолжалась четыре года. В свидетельстве об окончании Института механизации и электрификации сельского хозяйства указано:

«В сентябре месяце 1932 года гр. Фитин П. М. окончил прохождение полного курса по отделению конструкторско-исследовательского факультета.

На основании чего гр. Фитину П. М. присваивается квалификация инженера-конструктора по с.-х. машинам, что и удостоверяется подписями и приложением печати»[50].

На обороте свидетельства следует «Перечень сданных предметов» — целых тридцать восемь, не считая разделов (в разделе «Высшая математика», к примеру, таковых вообще семь), расставленных непонятно в какой последовательности. После «Сельскохозяйственные машины и орудия» следует «Диамат» («диалектический материализм» — направление в философии, для тех, кто этого уже не знает по своему юному возрасту), потом идёт «Ленинизм» (очевидно — «марксистско-ленинская философия»), вслед за ним «Почвоведение» и «Общее земледелие»... Как видно, тот священный трепет, что вызывали общественные науки в более поздние времена, когда их перечнем открывался любой диплом, тогда ещё отсутствовал напрочь.