Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

Встретить себя на этих страницах я никак не ожидал. «Смесь наивности и любопытства». Лестный отзыв, ничего не скажешь. Хотел бы я поговорить с тобой сейчас. Думаю, с тех пор мои приоритеты немного изменились. Впрочем, изменились ли?

15 ноября

Вышли «Два дня». Пятая книга, она же последняя.

Скоро в этой комнате будет сидеть другой человек, отзывающийся на то же имя. А я тем временем буду привыкать к своему старому имени и сотням вещей и понятий, от которых давно отвык. Буду искренне общаться, дышать свежим воздухом, посещать всевозможные заведения, читать настоящие книги, смотреть на солнце. Интересно, кто сейчас премьер? С поиском работы можно не торопиться. Денег хватит. Может, поеду путешествовать. Лучший способ вспомнить тот мир – это объехать его. А по дороге буду писать книги от имени Пятого. Гонорары будут, наверное, приличные. Впрочем, гонорары в данном случае не самое главное. Слишком много идей накопилось за это время. Жаль, если они так и не будут реализованы. «Поиск» и «Четвертый вопрос» надо обязательно написать.

20 ноября

Катру говорит, что раньше чем через полтора-два месяца я отсюда не выйду. Кандидаты продолжают изощряться в способах провала экзамена.

Умник. А сам ты с какого раза сдал? Снова стихи. Ожидание выхода. Какие-то имена, выписанные столбиком. Записи становятся все более редкими и скупыми. И наконец…

9 января

Завтра я ухожу. Три года, пять книг, которые мне никогда не придется опубликовать, и воспоминания на всю жизнь. Что бы ни произошло со мной в будущем, я всегда буду помнить эти годы. Так, наверное, Алиса, став взрослой, помнила свои детские приключения. По странности это место не уступает стране чудес. И тут тоже есть свой Кролик. Завтра я выползу из норы и, как сова, начну щуриться от солнечного света. Завтра этот мир безвозвратно отойдет в область воспоминаний. Но это завтра. А пока надо придумать, как…

На этом строка обрывалась посредине страницы. Я перевернул лист, затем еще один, еще… Все они были девственно-чисты. Машинально я долистал до конца тетради, но не нашел ничего, кроме небрежных росчерков на предпоследней странице. Голос, говоривший со мной из прошлого, умолк.

Я потер глаза. Внезапно навалилась усталость, голова сделалась ватной, глаза слипались. Надежды не оправдались. Вместо того чтобы удовлетворить любопытство, этот дневник подсунул новые неприятные факты и поселил во мне тревогу. Все, что я хотел, – это узнать имя Зрителя и, может быть, еще две-три интересные подробности. А достались мне газовые трубы под потолком да нормальный человек, доведенный до сумасшествия. И ни слова, ни строчки, ни намека на имя того, для кого мы все это разыгрываем!

А ведь он знал. Знал с самого начала. Знал каждый день, каждую минуту. Но для него это знание было настолько очевидным, что ему даже не пришло в голову упомянуть имя в своих записях. Точно так же он не описывал свою комнату или обстановку в Секции Встреч. Эта информация была слишком будничной, слишком скучной, чтобы уделять ей место в дневнике. То ли дело творческие замыслы или впечатления, вызванные бедным шизофреником.