Через полчаса седая врачиха уже осматривала Сережкину руку и одобрительно хмыкала.
— Правильно обработана рана. Кто это у вас такой опытный?
— У нас санитары есть, — сказала Маша. — А вообще-то у нас каждый умеет…
— Ну, ну, — сказала докторша. — Подождите в коридоре. Сейчас заштопаю вашего пациента. И сможете забрать его обратно. Кость не задета.
Она отошла к белому столику и стала набирать в шприц прозрачную жидкость. Бледный Сережка побледнел еще больше и проводил Никиту с Машей жалобным взлядом.
Они сидели на скамейке, смотрели на дверь и слушали. Слабо пискнул Сережка и замолчал надолго. Звякнуло что-то. Опять тихо.
— Хорошо, быстро успели, — сказала Маша.
— Как же это ты меня нашла, Маняша? — спросил Никита.
— Да все знают, что вы на обрыве несколько дней уже кого-то ждете, ответила она.
— Кого ждем? — опешил Никита.
— Не знаю, — сказала Маша. — Ты, например, Эрну.
Никита вытаращил глаза.
— А про Эрну откуда знаешь?
— Я про тебя, Никита, все знаю, — сказала тихо Маша, наклонив голову и ковыряя носком тапка щель в чистых половицах. — И что ты в цирке работал… И как в бойскаутах был… И как к этой задаваке на день рождения ходил…
Пораженный Никита не успел ничего сказать.
Открылась дверь, и докторша вывела повеселевшего Сережку. Рука у него была заново забинтована и висела у груди на марлевой петле.
— Получайте вашего раненого, — сказала докторша. — И топорами там поосторожней орудуйте. А то у меня ниток не хватит всех зашивать.
Обратно шли галсами, ловя ветер. Через час стал виден знакомый косогор и черный косой корпус «Святителя Михаила». Никита ловко загнал катер в устье. Маша спустила парус. Еще минут двадцать толкали баграми на место постоянной стоянки.
— Вылазь, приехали! — наконец весело сказал Никита.
Все звенья уже собрались к лагерю — приближалось время обеда. Встречать их на берег высыпал весь отряд. Когда улеглись крики и суета, Карпа тронул Никиту за рукав:
— А «Эсмеральда»-то, — сказал он грустно, — опять у причала стоит… Опять прозевали.
Вечером этого суматошного дня, когда они все трое, как обычно, залегли под камнем над обрывом, с «макарки» сошел Володя. Он вскарабкался к ним и сказал:
— А тебе письмо, Никита.
— От кого это? — удивился Никита. — От отца, что ли?
— Не знаю от кого. Знаю только, что не от отца, — сказал Володя, улыбнувшись. — Девчонка какая-то подошла у клуба. Спрашивает так вежливо: «Вы не в пионерский лагерь едете?» Я говорю: «В пионерский». — «Не будете ли вы так любезны передать письмо звеньевому Никите Лепехину». Я говорю: «Буду любезен». Она и передала. И книксен сделала.
— Чего сделала? — спросил Ленька подозрительно.
— Ну присела, как раньше барышни делали. Симпатичная…
— Эрна, — сказал Ленька уверенно.
Никита взял письмо дрогнувшей рукой.
«Здравствуй, Никита!
Я пишу, чтобы попрощаться с тобой, потому что мы сегодня ночью уезжаем. Насовсем. Сначала на пароходе в Мурманск, а потом еще дальше. Я не могла прийти в сквер, как мы договорились, потому что заболела. Извини!
Никита, я желаю тебе счастья.
Прощай. Эрна».
— Ты что? — спросил Карпа, забеспокоившись.
— Мне в город надо, ребята. Сейчас! — забормотал Никита. — Мне надо…
— Да зачем? Что случилось-то? — закричали Карпа с Ленькой.
— Она уезжает, — сказала Никита. — Насовсем! Сегодня ночью…
Володя посмотрел на растерянное лицо Никиты и все понял.
— Вот тебе на билет, — сказал он, вынул деньги. — Дуй на «макарку». Еще успеешь.
Никита схватил деньги и кубарем скатился вниз.
— Стой! Никита, стой! — закричал вдруг Володя, свешиваясь над обрывом.
Никита остановился и задрал вверх голову.
— Когда, там сказано, она уезжает, в письме? — спросил Володя.
— Сегодня. Написано, сегодня ночью.
— Не надо никуда ездить, — сказал Володя тихо. — Извини брат. Я не знал, что срочно. Это письмо я получил вчера, сразу как приехал. Вчера, понимаешь, а не сегодня…
Никита сначала ничего не мог сообразить. А потом наконец понял. Это было вчера! Вчера ночью Эрна уехала. И ее больше нет.
Он посмотрел, как молодой матрос в рваной тельняшке убирает с причала сходни. «Макарка» отваливал от берега. Потом Никита начал медленно карабкаться обратно. Ленька протянул ему руку и втащил наверх.
— Пошли-ка в лагерь. Уже поздно, — сказал Володя и положил ему ладонь на плечо.
Глава 29
ТРЕТИЙ СОН НИКИТЫ
В эту ночь Никита долго не мог заснуть. Все вокруг давно уже спали, а он все лежал на спине с открытыми глазами и смотрел в матерчатый покатый потолок. Полная луна стояла прямо над палаткой. От ее света ткань отсвечивала голубым, на ней дрожали тени сосновых ветвей. С соседних коек доносилось разнотонное сопение и чмоканье. Кто-то ворочался в темноте и бормотал непонятное.
«Все спят, — думал Никита. — Один я не сплю. Небось во всем лагере. И чего это мне не спится?.. Я в палатке лежу, в потолок гляжу… Над палаткой луна, а вокруг тишина…»