Фламандская доска

АХИЛЛ: Что же происходит, если вы обнаруживаете картину внутри той картины, в которую вошли?

ЧЕРЕПАХА: Именно то, чего вы, наверное, и ожидали: я проникаю внутрь этой картины-в-картине.

Д.Р.Хофштадтер

Ты и вправду переборщила, дорогая, – заметил Сесар, накручивая на вилку спагетти. – Представляешь?.. Честный и добропорядочный гражданин, как обычно, останавливает у светофора свою такую же обыкновенную синюю машину, сидит себе за рулем, и вдруг к нему подлетает симпатичная девушка, разъяренная, как василиск, и ни с того ни с сего собирается влепить ему пулю в лоб… – Он обернулся к Муньосу! словно призывая себе в поддержку его уравновешенность и благоразумие. – Так можно кого угодно довести до разрыва сердца, не правда ли?

Шахматист перестал катать пальцами по скатерти хлебный шарик, но так и не поднял глаз.

– Но она же не влепила ему пулю в лоб, – негромко и безразлично ответил он. – Машина ведь уехала раньше.

– Что ж, логично. – Сесар протянул руку к бокалу розового вина. – На светофоре уже зажегся зеленый.

Хулия положила вилку и нож на край тарелки, рядом с нетронутой лазаньей. Она почти бросила их, и стук приборов заставил Сесара кинуть на нее укоризненный взгляд поверх своего бокала.

– Послушай, – резко проговорила она, – машина стояла там еще до того, как на светофоре зажегся красный, и улица была свободна… Точно напротив галереи, понимаешь?

– На свете сотни таких машин, дорогая. – Сесар осторожно поставил бокал на стол, промокнул губы и кротко улыбнулся. – А может, – добавил он, понижая голос до многозначительного шепота, каким, наверное, произносили свои пророчества сивиллы, – это один из обожателей твоей добродетельной подруги Менчу… Очередной мускулистый альфонс, собирающийся свергнуть с трона Макса. Или что-нибудь в том же духе.

Хулию охватило глухое раздражение. Ее выводило из себя, что в критические моменты Сесар имел обыкновение укрываться за броней ядовитой агрессивности, жаля сам, но оставаясь неуязвимым. Однако она не хотела давать волю своей злости, ввязываясь с ним в спор. Тем более в присутствии Муньоса.

– А может, – возразила она, вооружившись надлежащим терпением и мысленно сосчитав до пяти, – этот «кто-то» увидел, что я выхожу из галереи, и решил смыться. Так, на всякий случай.

– Ну уж это, по-моему, совсем невероятно, дорогая моя. Честное слово.

– Если бы тебе в свое время сказали, что в один прекрасный день Альваро будет валяться с разбитой головой, как кролик, ты бы тоже сказал, что это невероятно. Но видишь…

Антиквар поджал губы, как будто задетый столь неуместным напоминанием, и жестом указал на тарелку Хулии:

– Твоя лазанья, наверное, совсем остыла.

– К черту лазанью. Я хочу знать, что ты об этом думаешь.

Сесар взглянул на Муньоса, но тот безучастно продолжал катать свой хлебный шарик. Тогда антиквар положил руки на край стола – симметрично по бокам тарелки – и устремил глаза на вазочку с двумя гвоздиками, белой и красной, украшавшую центр стола.

– Возможно, да, возможно, ты права. – Его брови изогнулись, как будто в душе у него боролись требуемая Хулией откровенность и те теплые чувства, которые он испытывал к ней. – Это ты хотела услышать? Ну вот, пожалуйста. Я это сказал. – Его голубые глаза взглянули на нее со спокойной нежностью, без тени сардонической усмешки, искрившейся в них все это время. – Должен сознаться, что эта история с синим «фордом» тревожит меня.

Хулия яростно воззрилась на него.

– В таком случае, можно узнать, какого черта ты тут целых полчаса изображал из себя идиота? – Она стукнула костяшками пальцев по столу. – Ладно, не говори, сама знаю. Папочка не хочет, чтобы его девочка беспокоилась, да? Конечно, мне будет спокойнее, если я спрячу голову в песок, как страус… Или как Менчу.

– Набрасываться на человека только потому, что он показался тебе подозрительным – так вопросы не решают, принцесса… А кроме того, если твои подозрения оправданны, это может оказаться даже опасным. Я имею в виду – опасным для тебя.

– При мне же был твой пистолет.

– Надеюсь, мне никогда не придется сожалеть о том, что я дал тебе этот «дерринджер». Это не игра. В реальной жизни у негодяев тоже бывают при себе пистолеты… И некоторые из этих негодяев играют в шахматы.

И, как всегда, слово «шахматы», подобно кнопке включения, вывело Муньоса из его апатии.

– В конце концов, – пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь, – шахматы – это комбинация враждебных импульсов…

Оба взглянули на него с удивлением: сказанное им не имело никакого отношения к теме их разговора. А Муньос смотрел в пространство, как будто еще не совсем вернулся из долгих странствий по неведомым далям.

– Мой многоуважаемый друг, – проговорил Сесар, немного задетый этим неожиданным вмешательством, – я ничуть не сомневаюсь в абсолютной и сокрушительной правоте ваших слов, однако мы были бы счастливы, если бы вы высказались менее лаконично.