Fleg Monique

Золотистая полупрозрачная сфера с шестью небольшими, по три в два ряда крылышками, висела в воздухе. Дрон плавно покачивался, словно мяч на волнах, иногда оборачиваясь вокруг своей оси. Маленькие крылышки вздрогнули; живые, полные печали глаза смотрели на меня. Не знаю от чего, но я почувствовала приступ жалости к этому аппарату. Казалось, ещё чуть-чуть – и я расплачусь.

Внезапная вспышка позади Флега ослепила меня. Когда зрение вернулось, оказалось, что мы оба лежим на полу. Дрон молча смотрел на меня своими грустными, такими человеческими глазами. Я хотела дотронуться до него, но не могла пошевелиться. В комнате появились сотрудники ОКБ. Их было двое. Как всегда в своих чёрных защитных доспехах, напоминающих рыцарские латы. Один из них приставил указательный палец правой руки ко лбу, и шлем растворился в воздухе. Я пыталась разглядеть его лицо, но не смогла. Было ощущение, будто я смотрю на сияющее белое пятно. Оно было мне знакомо.

– Ну всё! – мягко сказал он, будто улыбаясь. – Монику срочно на лечение. Когда прибудет Нэд, пусть сразу начнёт работать с дроном.

Я видела, как он заботливо подобрал Флега. Второй сотрудник достал из стазис-кармана силовые носилки и положил их рядом со мной.

Уже лёжа на спине и глядя в потолок, я хотела что-нибудь сказать, но не находила слов. Тот, который деактивировал свой шлем, шёл рядом, неся дрон, как ребёнка, и внимательно разглядывал меня. Я чувствовала на себе пристальный взгляд его невидимых глаз. Я знала, почему так было. Я знала, кто они. Я всё знала о них.

– Моника, – спокойно произнёс он. – Моника, как Вы себя чувствуете?

– Отвратительно, – честно ответила я.

– Удивительно.

– Чего удивительного?

– Ваше состояние. Оно… меня удивляет.

– Не понимаю. Вы же в курсе, что здесь произошло?

– Вполне.

– Какой-то дрон повредил систему жизнеобеспечения. Смесь уже должна закончиться.

– Поверьте, нам этого не стоит бояться.

– Что будет с Флегом?

– Не переживайте за него. Его приведут в порядок и выключат.

– Что с ним?

– Ничего. Просто неожиданно активировался и принялся за работу.

– Работу?

– Он же инженерный дрон. Зафиксировал несколько несоответствий и принялся исправлять.

– А мужчина?

– Какой мужчина? – голос оставался безэмоциональным.

– У него было похожее имя. Флегсон. Он ещё связался с каким-то Эрсоном.

– Интересно. Эрсон – один из моих помощников, но он очень далеко отсюда. Я полагаю, что некоторые вещи могли вам привидеться, Моника.

– Это такое глупое объяснение.

– Вы же хорошо знаете, что такое – диссоциативная фуга2.

– Да, мне это знакомо.

– Сожалею.

– Чёрт, – я вздохнула. – Фуга. Это многое объясняет.

– Ничего страшного, Моника, – успокоил меня мужчина. – Мы вам поможем.

Значит, я только после фуги. Я начинала вспоминать, что подобное уже случалось. Объяснение было вполне правдоподобным. Я неоднократно теряла память и кардинально менялась. Я беззаботно жила новой жизнью, прежде чем очнуться, как от глубокого сна, в неизвестном месте, под другим именем, в другой семье. И всегда перед тем, как вернуться в нормальное состояние, меня мучали очень реалистичные, страшные сны или галлюцинации.

После участия в нескольких экспериментах ОКБ мне стало лучше. Когда они забрали меня с умирающей планеты, доживающей свои последние дни, я была согласна на всё. Почти на всё.

По меркам нашего вида я была ребёнком. Мой точный возраст не скажет вам ни о чём. Когда я узнала о том, сколько миров существует, когда меня посвятили в тайны, недоступные смертным, я была поражена. Я никогда не думала, что Боги могут быть такими. Что Боги могут быть настолько разными. Вся моя система убеждений рухнула в тот же миг, когда я в свой самый первый раз стала свидетельницей создания новых миров и всего того, что могут Боги. Я не до конца верила своим глазам. Я полагала, что они просто представители какой-то сверхразвитой цивилизации. Я была недалека от истины. У Богов была своя цивилизация, своё разделение, свои пути развития. Да, они развивались. Будучи бессмертными, они познавали всё, что только представлялось возможным. Они шли своим путём, зачастую пугающе-холодным и убийственно-логичным в определении моральных и этических ценностей, чем порой напоминали мне некоторых из нас. Хотя на самом-то деле это мы были их жалким отголоском.

Все остановились. Я скосила глаза, так и не в силах повернуть голову, – мы всё ещё были в том самом коридоре. За всеми этими дверями я уже была. В своих снах. Мой собеседник активировал шлем.

– Не переживайте, Моника. Всё будет хорошо, – успокоил меня он.

Дверь открылась, меня ввезли в небольшое помещение, оказавшееся до боли знакомым. Это была страшная комната того мужчины, которого я встретила в своих видениях, о чём я и сказала своему, теперь уже единственному собеседнику.

– Иногда сны бывают очень похожи на реальность, – в голосе чувствовалась улыбка. – Не переживайте. Скоро Вам станет лучше.

Я не сомневалась в его словах. Я полностью доверилась ему. Он щёлкнул пальцами – и я погрузилась в безмятежный сон.

* * *

– Моника. Моника, – позвал меня знакомый голос.