Он играл со мной — даже сомнения не возникало, кто из нас двоих сильнее. Дважды он подтягивал меня к краю и снова позволял мне уйти. Гюль-Шах хлопал в ладоши, гази вопили. Потом Гюль отдал карлику какой-то приказ, и я с ужасом понял, что дело идет к концу. В отчаянии я стал отползать от края, напрягая мышцы ног. Ладони были стерты в кровь, а плечевые суставы жгло, как огнем. Когда карлик налег на канат, я заскользил, и тем едва не переиграл его, так как Мансур ожидал сильного сопротивления, и едва не упал. Я потянул изо всех сил, но он вовремя оправился, зло глядя на меня и бурча что-то, пока искал опору для ног. Утвердившись наконец, коротышка снова налег на веревку, но не изо всех сил, так как подтягивал меня к себе только по дюйму за рывок. Это, как я понял, была завершающая часть развлечения. Я бился, как рыба на крючке, но никакая сила не могла противостоять этой мощной, ужасной силе. Мне оставалось примерно футов десять до обрыва, когда он отвернулся от меня, как делает команда по перетягиванию каната, когда соперники уже сокрушены, и я понял, что если еще могу что-то предпринять, то должен сделать это сейчас, пока есть еще хоть немного места. Недавно мне почти удалось вывести его из равновесия случайно, не удастся ли сделать это преднамеренно? Из последних сил я навалился на канат. Мое усилие остановило его, и заставило обернуться: на уродливом лице появилось выражение изумления. Потом он ухмыльнулся и налег на веревку с удвоенной силой. Мои ноги заскользили.
— Уйди с Богом, Флэшмен, — с иронией произнес Гюль-Шах.
Я пытался найти опору, нашел ее только в шести футах от края, и прыгнул вперед. В результате прыжка я оказался у самого уреза канавы, а Мансур рухнул на пол ничком. Веревка ослабла. Но он вскочил как неваляшка, в ту же секунду, позеленев от ярости, он с такой силой дернул канат, что едва не вывихнул мне плечо и опрокинул меня на землю лицом вниз. Потом карлик начал тянуть, и я заскользил по камням. Все ближе и ближе к краю; гази ревут от восторга, а я от ужаса.
— Нет! Нет! — закричал я. — Остановите его! Подождите! Все что хотите… Я все сделаю! Остановите его!
Мои руки достигли края, потом локти, затем голова зависла над пустотой, и сквозь слезы я разглядел дно канавы и кишащих на нем отвратительных гадов. Мои плечи и грудь лишились опоры, и я вот-вот мог свалиться вниз. Изогнувшись, я приподнял голову, с мольбой глядя на карлика. Тот стоял в дальнем конце, злобно оскалясь и перебросив свободный конец веревки через плечо, как прачки перебрасывают отстиранное белье. Мансур посмотрел на Гюль-Шаха, готовый последним рывком сбросить меня в канаву, и тут сквозь собственные вопли и шум в ушах я услышал, как позади меня хлопнула дверь, зрители зашевелились и чей-то голос заговорил на пушту.
Карлик замер, глядя поверх меня на дверь. Не знаю, что он там видел, да и не хотел знать: даже полуживой от страха и усталости, я сообразил, что внимание его отвлечено, что веревка свободно свисает между нами, и что он стоит а самом краю рва. Это был мой последний шанс.
Я мог полагаться только на туловище и ноги — руки мои свисали вперед. Застонав, я со всей мочи дернулся назад. Рывок толком не получился, но он застал Мансура врасплох. Тот смотрел на дверь, выпучив зенки, и слишком поздно осознал, что рано расслабился. Толчок, даже такой слабый, вывел его из равновесия, одна нога у него соскользнула с края, и мгновение он раскачивался, словно качели. А потом с леденящим душу криком рухнул в канаву.
Через мгновение он уже был на ногах и подпрыгнул вверх, но милостью божией ему пришлось свалиться на одну из этих тварей, и та успела цапнуть подпрыгнувшего Мансура за босую ногу. Тот вскрикнул и стряхнул ее с ноги, но задержка позволила второму гаду ухватить его за руку. Карлик дико закричал, размахивая руками, и завертелся, а с него уже свисали еще две змеи. Описав небольшой круг, Мансур рухнул ниц. Змеи кусали его снова и снова, он попытался встать, потом упал. Его уродливое тело вздрагивало.
Я был еле жив от изнеможения и ужаса и лежал, хватая ртом воздух. Гюль-Шах подбежал к краю канавы и смачно обругал своего мертвого приспешника: потом повернулся ко мне и закричал:
— Скиньте этого ублюдка к нему под бок!
Меня схватили поволокли ко рву. Сопротивляться я уже не мог. Но не преминул завопить, что это нечестно, что я выиграл и меня должны отпустить. Они подтащили меня к краю, и замерли, ожидая последней команды моего врага. Я закрыл глаза, пытаясь выбросить из головы оскаленные лица и омерзительных пресмыкающихся, и тут меня оттащили назад и отпустили. В изумлении, я с трудом повернулся: все молчали, в том числе и Гюль-Шах.