Флот обреченных

Да, таанцы поостыли и ушли в себя после Дюрера. И официальная политика вечного императора заключалась в том, чтобы тыкать их мордой в дерьмо до тех пор, пока «кичливые лозунги не застрянут у них в глотках».

Глава 29

Сердце полицейского майора Генриха учащенно забилось, когда он услышал крики охотников из-за деревьев. Добычу выследили. Майор шепотом помолился за то, чтобы тревога не оказалась ложной. С тех самых пор, как был совершен побег, Генрих и его люди обшаривали окрестности вдоль дорог, реагируя на малейшие шорохи, в надежде напасть на след наглецов.

Обычно соблюдение полной секретности в любом деле было второй натурой Генриха. Но сейчас он и другие члены группы охотников попали в довольно щекотливую ситуацию. Провал памяти означал запрет на опрос местного населения для выявления маршрута передвижения беглецов. А без широкомасштабных поисков весьма трудно выследить добычу, окружить ее и расстрелять из автоматов.

Несколько раз удача улыбнулась охотникам, но этого было недостаточно.

Майору нравилась только одна часть полученного приказа: каждый найденный заключенный должен быть убит на месте. Беглецов не следовало допрашивать; достаточно просто приставить к затылку ствол крупнокалиберного автомата и нажать на курок. То, что этот расстрел исключал возможность выпытать у беглеца, где находятся остальные, Генриха вовсе не интересовало. Он был из тех людей, которые довольствуются малым.

Крики поисковой группы усилились. Майор затаил дыхание и покрепче сжал автомат. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться, на месте ли его люди. Генрих чувствовал, как нарастающее напряжение заставляет их сплачиваться вокруг него все теснее. Впрочем, он был готов и к разочарованию.

После проникновения в лес шансы добычи увеличивались, потому что теперь за нее можно было запросто принять гонимую страхом фермерскую скотину. Тогда в качестве компенсации за неоправдавшиеся надежды охотникам останется только изрешетить животное пулями, превратив в кровавое месиво.

Увидев, как зашевелилась листва одного из деревьев, Генрих сбросил с плеча автомат. Другие солдаты, окружавшие его, сделали то же самое. Донесшийся до них звук был похож на треск сухой сломанной ветки. Там! Вон там!

Две фигуры отделились от деревьев, постояли в нерешительности, а затем, спотыкаясь, бросились бежать через опушку леса.

Генрих мгновенно определил, что они были: а) людьми; б) один — высоким, другой — низким; в) заключенными. Он первым нажал на спусковой крючок, после чего поднялся адский грохот — его люди тоже открыли пальбу.

Огонь настиг заключенных в пяти-шести шагах от деревьев. Они рухнули на землю как подкошенные и покатились по траве. Стрельба прекратилась, гулкое эхо сменилось тишиной, а затем беспорядочным «тра-та-та-та» контрольных автоматных очередей. Распластанные на земле тела судорожно подергивались.

Раздалось клацанье перезаряжаемых магазинов. Генрих и его люди поднялись на ноги и подбежали к великану в белом, залитом кровью мундире. Генрих чуть не потерял ботинок, увязнув в луже крови, образовавшейся в траве возле первого тела. Мужчина был огромен. Генрих пнул труп ногой, перевернув его на спину. Черты лица были искажены, но узнаваемы — Ибн Бакр. Вторым трупом оказалась Элис.

Генрих развернулся, чтобы поздравить группу убийц. Его взору предстали сияющие лица с робкими, почти детскими улыбками на губах. Лишь у одного человека выражение лица по-прежнему оставалось хмурым.

Ло Прек посмотрел на Ибн Бакра и выругался в сердцах, сетуя на то, что лежавший у его ног человек оказался не тем, кого он так жаждал увидеть. Стэн опять выскользнул из его сетей.

Вирунга сидел на очень неудобном металлическом стуле с перекладинами. Суставы его покалеченных ног так сильно ныли, словно он сидел в приемной уже несколько дней. Хотя, судя по шаркающим шагам заключенных и звукам, доносившимся со двора, Вирунга понял, что прошло не больше четырех часов. Слишком много лет он провел в таанских тюрьмах, чтобы не догадываться, какую игру затевал Держин. Ожидание было обычным предварительным процессом. И все же знание правил не упрощало игры.

С того самого момента, как Вирунгу вызвали, от его прежней самоуверенности не осталось и следа. «Нужно ли готовиться к пыткам? Ведь меня и раньше пытали. Старайся не думать об этом. Я не могу. Пожалуйста, я не вынесу этого. Заткнись! Ты должен! — В душе Вирунга шла внутренняя борьба. — Пораскинь мозгами».

Ему еще ни разу не доводилось оставаться один на один с Авренти, экспертом Держина по грязной работе. Но он уважал этого человека. «Думаю, Авренти лучше Держина… Черт! Опять путаешь понятия. Замени слово „думаю“ на „знаю“. Да. Так-то лучше. Должно открыться второе дыхание. Будь хитрее, придумай какую-нибудь уловку. У тебя есть вопросы, Вирунга. Задай их. Заставь таанцев отвечать. Не давай им времени опомниться. Забросай вопросами. Вопросами типа… Почему репрессии неожиданно прекратились?»