Флот обреченных

— Я… хочу… их видеть. Удостовериться… что с ними… обращаются в соответствии… с законами… военного времени.

Краем глаза Вирунга заметил, что Авренти ухмыльнулся.

— Боюсь, это невозможно, полковник, — сказал Держин.

— Вы… отказываете?

— Нет. Я не так суров. Просто… по правде говоря, смотреть почти не на что. Все они мертвы.

Вирунга стал тяжело дышать. Его двойное сердце громко заколотилось. В ушах зазвенело от резко подскочившего давления.

— Что? Мертвы? Как могло?..

Со двора донеслись крики. Шум постепенно усиливался, перерастая во взрыв паники и гнева. Держин улыбнулся Вирунге и жестом руки пригласил подойти к окну. Вирунга подался вперед всем корпусом, тяжело опираясь на костыли.

Вначале он увидел толпу заключенных, собравшихся вокруг чего-то находившегося в центре двора. Затем рассмотрел старую плоскодонную телегу, запряженную парой лошадей. В телеге сидели таанские охранники. И майор Генрих.

Они что-то выгружали — стаскивали мокрые рогожные мешки, вываливая их содержимое на каменные плиты.

Вирунга увидел, что разгружают охранники. Руки… ноги… и головы.

Расчлененные тела Ибн Бакра и Элис.

Глава 30

Четвинд, бывший разбойник, гроза космических и океанских портов, предводитель рабочего движения, осужденный преступник, политический заключенный, а ныне человек, являющийся не то отпущенным на поруки уголовником, не то помилованным охранником Колдиеза, обдумывал ряд вопросов, бульдозером прокладывая себе путь через пристань к бару, чувствуя острую необходимость в заслуженной порции двойного квилла.

Из напористого и дерзкого юноши, всегда бывшего в курсе событий — за что и угодил на планету-тюрьму, — Четвинд со временем превратился в зрелого, опытного и по-прежнему напористого мужчину, который не был в курсе событий.

Нельзя сказать, чтобы произошедшие в характере Четвинда перемены сильно отразились на его поведении. Он понимал, что после массового побега заключенных в Колдиезе начнутся судебные разборки и справедливое возмездие. Держина снимут с должности начальника лагеря, Авренти отправят в штрафной батальон, Генриха поставят во главе тюрьмы, после чего будут установлены драконовские методы управления.

Четвинд уже составил некоторое представление о своем следующем назначении. «Только бы не выслали обратно к гурионам», — думал он.

Но ничего не произошло. Во всяком случае, не произошло ничего особенного. Более важным фактом, чем исчезновение военнопленных, было то, что в Колдиезе почти ничего не изменилось. Люди продолжали выполнять свои обязанности, никаких новшеств введено не было.

Четвинд ужасно сокрушался по поводу растраченных кредиток, посылая проклятия на голову «навозного жука» Генриха за то, что ему приходилось снабжать алкоголем эту «бездонную бочку, чтобы умилостивить паршивца, когда дракх ударял ему в голову».

Другой вопрос, не дававший Четвинду покоя, заключался в следующем: что же случилось с его «горячо любимым» заключенным Стэном, скрывшимся в неизвестном направлении? Может, он уже парит где-то в космической дали?

Когда Четвинд говорил Стэну о том, что таанцам нужна будет быстрая и полная победа, он просто высказывал вслух свои соображения. Лишь позже Четвинд узнал, что оказался прав.

Где-то там далеко что-то — и Четвинд не ведал, где и что, — случилось. Что-то, чему таанцы не были рады.

Четвинд лишился прежнего своего окружения, когда его осудили и сослали на планету-тюрьму, но не лишился контактов. У него осталось много друзей в разных местах. Друзей… приятелей… врагов… людей, знавших его с пеленок. Репутация и шаблоны не имели значения — люди, с детства находившиеся в конфликте с правоохранительными органами Хиза, заключали пожизненный союз — «Мы против Них». По крайней мере, до тех пор, пока это выгодно.

Хиз внезапно превратился в перевалочную базу каких-то странных грузов — материалов, инструментов, корабельного оснащения, — поставляемых в некую систему Эрибус, о которой прежде никто слыхом не слыхивал; медперсонал, оборудование и лекарства отправлялись на другие планеты, где находились таанские госпитали.

Четвинд разумно рассудил, что империя обошлась с таанцами не слишком любезно. Это была еще одна карта, которую Четвинд пока не знал, как разыграть.

Он остановился прямо у входа в «Кааг», самый популярный бар Хиза, считавшийся нелегальным, аморальным, который охранникам Колдиеза посещать запрещалось. В баре всегда было полно старых дружков Четвинда.

Четвинд изобразил на лице маску бравого лидера и вошел в бар. Он угостил выпивкой всех своих приятелей. Отпил глоток из собственной рюмки — для куража. И устроил «прием при дворе»: отпускал комплименты, сыпал остротами или хмурился и отказывал в «королевских милостях». После ритуального вступления Четвинд рассказал свежий анекдот:

— Один тип наконец-то получает извещение — после прохождения всех инстанций его внесли в списки. Скоро он станет владельцем гравитолета. Ну и спрашивает продавца: когда, мол? Пора бы уже и получить аппарат. Он ведь заплатил за него шесть лет назад.

А хренов продавец говорит, чтобы он приходил через четыре года.