Фонд

Затем он добавил с явным намерением изобразить непринужденный разговор:

— Знаете, как работает это штука? Я однажды специально разглядывал ее, и все, что мне удалось обнаружить, это что ее излучения стимулируют непосредственно оптический центр мозга, не затрагивая оптический нерв. Это действительно использование смысла, доселе не встречаемого в обычной природе. Замечательно, если подумать. Все, что вы слышите, хорошо. Это обычно. Барабанные перепонки, передняя часть ушного лабиринта и так далее. Но… шшш! Он готов. Нажмите на этот выключатель. Он лучше работает в темноте.

В темноте Магнифико был маленьким пятном, Эблинг Мис тяжело дышащей массой. Бэйта беспокойно напрягла зрение, сначала безуспешно. В воздухе почудилось тонкое, как тростник, дрожание, его неровное колебание все учащалось. Оно парило, падало и вновь поднималось, увеличивалось в размерах, обрушивалось, гудя — как шаровая молния, прожигающая занавески.

Маленький шарик, пульсирующий цветами, ритмично разросся и разорвался в воздухе бесформенными пятнами, которые кругами поднимались вверх и опускались вьющимися лентами, сплетавшимися в узор. Они соединялись в маленькие сферы, ни одна из которых не повторилась в цвете, и постепенно Бэйта начала ощущать что-то новое.

Она заметила, что, прикрывая глаза, отчетливее различает цвета; что каждое изменение цвета сопровождается соответствующим звуком; и что сами цвета трудно определить; и, наконец, что шарики уже не были шариками, а превратились в маленькие фигуры.

Маленькие фигурки, маленькие дрожащие огоньки, которые танцевали и колебались и которых были мириады; они исчезали и вновь появлялись из ничего, переливались один в другой и затем меняли свой цвет.

Совершенно неожиданно Бэйта подумала о том, что когда до боли закрываешь веки и затем терпеливо вглядываешься сквозь них, возникают маленькие цветные кружочки. Точно так же возникали движущиеся узоры в горошек, меняющие цвет, сжимающиеся концентрические круги, бесформенные пятна, ежесекундно дрожавшие. И все это увеличенное, многоцветное — каждая мельчайшая цветная точечка, представляющая собой фигуру.

Они стремительно неслись к ней парами, и Бэйта, внезапно задохнувшись, подняла обе руки, но фигурки закувыркались, и на мгновение она очутилась в центре сверкающей снежной метели, холодный свет соскальзывал с ее плеч и вниз по руке светящимся потоком, сползая с ее одеревеневших пальцев и медленно фокусируясь затем в воздухе. Под всем этим в жидком паре плавали звуки сотен инструментов, и она уже не могла отличить звук от цвета.

Ей было интересно, видел ли Эблинг Мис то же самое, а если нет, то что он видел. Удивление прошло, а потом…

Она снова стала смотреть. Маленькие фигурки — да были ли это маленькие фигурки? — маленькие, просто крошечные женщины с горящими волосами, которые поворачивались и быстро наклонялись, так что их можно было отчетливо рассмотреть — соединялись друг с другом в группки в форме звезд, которые тоже поворачивались, — затем музыка стала тихим смехом — девичьим смехом, зазвеневшим в ушах.

Звезды сблизились, засверкали навстречу друг другу, медленно переросли в структуру — и снизу внезапно быстро возник дворец. Каждый кирпич был своего цвета, каждый цвет был отдельной искоркой, каждая искра — пронзительным светом, который менял формы и направлял взгляд вверх к двадцати украшенным драгоценностями минаретам.

Появился блестящий ковер, кружась, плетя несуществующую паутину, которая заполнила все пространство, и светоносные вспышки вырвались вверх и стали деревьями, которые пели под музыку.

Бэйта сидела, поглощенная происходящим. Музыка закручивалась вокруг нее быстрыми лирическими потоками. Она вытянула руку и коснулась хрупкого дерева, и, распустившись, соцветия поплыли вниз и растаяли, каждый с чистым тоненьким звяканьем колокольчика.

Мелодию разорвали двадцать тарелок, и вся поверхность сосуда перед ней разгорелась и каскадами по невидимым ступенькам потекла вниз на колени Бэйте, где затем растеклась и полилась быстрым потоком, подбрасывая до пояса яростные искры, а через ее колени протянулась радуга, а на ней — маленькие фигурки…

Все вместе — и сад, и крохотные мужчины и женщины на мостике радуги, протянувшейся насколько хватало глаз, — плавали в завитках музыки, которые струились к ней…

А потом… почудилась испуганная пауза, колеблющееся внутреннее движение, быстрый спад. Краски разлетелись, собрались в шар, который съежился, поднялся и растаял.

И снова стало темно.

Тяжелая нога нащупывала педаль, нашла ее, и свет залил помещение, плоский свет прозаического солнца. Бэйта до слез заморгала, как будто снова желая приблизить то, что только что завершилось. Эблинг Мис выглядел приземистой инертной массой, со все еще круглыми глазами и раскрытым ртом.

Только Магнифико был самим собой и в тихом экстазе ласкал свой визисонор.