Форма воды

Это вторая половина ночи, когда она и Зельда работают в разных частях «Оккама». Она прижимает ухо к холодной как лед двери Ф-1, задерживает дыхание и прислушивается. Голоса хорошо разносятся по лаборатории, но сегодня внутри тишина. Элиза оглядывается на тележку, припаркованную у входа в другое помещение на полпути к холлу – на тот случай, если Зельда освободится пораньше и решит присоединиться, и придется ввести ее в заблуждение.

Элиза ощущает себя голой, когда в руках у нее ничего нет, почти ничего, только пропуск и пакет из коричневой бумаги.

Она вставляет пропуск в щель замка и желает, чтобы тот клацнул как можно тише. Одна из постоянных «Оккама» – яркий свет, лампы не выключаются, так что Элиза никогда не бывала здесь в приватной обстановке, и затемнение, царящее внутри Ф-1, столь же скандально, как открытый огонь.

Элиза прижимается спиной к двери и борется с затопившей ее волной паники. Точно, мрак – часть замысла, вон аварийное освещение, тусклые лампы, расположенные на потолке там, где он сходится со стенами, испускают слабое медовое свечение.

Достаточно, чтобы видеть, куда идешь.

Но есть еще звуки, и они примораживают Элизу к двери:

– Риик-риик… чака-кук… цу-цу-цу, фоонк, хи-хи-хи-хи… траб-траб, куру-куру… зиииии-ииии… хик-рик… хик-рик… лаг-лаг-лаг… фьююю…

Элиза провела всю жизнь в большом городе, но она узнает звуки природы, которым не место в этом бетонном бункере. Они переливаются в пустоте огромной лаборатории, наполняют каждый стол, кресло и шкафчик хищной, животной угрозой. Монстры прячутся где-то здесь.

Разум Элизы сражается со страхом.

Птичьи трели и лягушачьи рулады доносятся из одного-единственного источника. Это записи, и в этом плане все мало отличается от сеанса в «Аркейд синема» – приглушенный свет, долетающие из колонок звуки.

Кто-то из ученых «Оккама» продумал то, что Джайлс мог бы назвать мизансценой, атмосферу, внутри которой разворачиваются фантазии. Она полагает, что Хоффстетлер. Если кто-то в этом здании имеет достаточно эмпатии для подобной творческой работы, то это несомненно он.

Она пересекает то место, где не так давно подобрала с пола пальцы Стрикланда. Шаги звучат громко, и она проклинает свою забывчивость – хотела же нацепить кроссовки с мягкими подошвами!

Или она невольно сохранила пурпурные туфли на высоких каблуках, чтобы придать себе смелости?

Справа от нее раздается громкое шипение: анаконда, привлеченная мелодией джунглей? Нет, это просто магнитофон, большой и дорогой, панель из нержавеющей стали поблескивает как река под луной, и Элиза подходит ближе, различает ручки управления. Рядом лежат бобины, каждая подписана: «Marañon#5», «Tocantins #3», «Xingu #3». Валяется груда прочего аудиооборудования, которое она не может опознать, за исключением старой радиолы.

Элиза шагает прочь, обходит резервуар.

Еще один предупреждающий знак – верхний люк открыт.

Она ожидает, что волосы у нее на затылке и на запястьях поднимутся от страха, но этого не происходит. Она шагает в сторону бассейна, который давно завладел ее разумом. Каждую ванную она принимает именно в этом бассейне, ныряет в него с помощью воображения.

Этот вымысел с ней во всех обычных делах, и когда яйца кипят в воде, и таймер пищит, и когда она выбирает туфли, и когда Джайлс прекращает рисовать, чтобы пожелать ей хорошей ночи, не имея представления о том, что за странные мысли крутятся у нее в голове.

Красная линия нанесена на пол в футе от бассейна. Дальше идти опасно.

Но почему она вообще думает о визите сюда?

Потому что она не может выкинуть из головы образ того существа, которое мистер Стрикланд приволок сюда, которое охраняют «пустышки» с винтовками, которое собирается изучать доктор Хоффстетлер. Она знает, что сама была таким же созданием. Безголосой женщиной, которую любой мужчина мог взять, даже не спрашивая, хочет она или нет.

И она может то, чего не может никто из них, она может уравновесить весы. Способна на такое, что никому из мужчин и в голову не придет – на общение.

Она шагает вперед, пока не упирается в опоясывающий бассейн бортик в два фута высотой. Поверхность не колышется, поэтому нужно уметь смотреть, чтобы увидеть, как дышит вода.

Элиза вдыхает, выдыхает и кладет пакет для завтраков на бортик.

Он хрустит столь же громко, как всунутая в сугроб лопата, и она ожидает реакции. Ничего.

Она запускает в пакет руку и морщится от шелеста. Ничего.

Она находит то, что ищет, вытаскивает наружу, и оно белеет в тусклом свете. Единственное вареное яйцо.

Несколько дней она уговаривает себя добавить еще два к тем трем, что она варит для Джайлса.

И вот теперь она чистит его, ее пальцы трясутся.

Это худший подобный процесс в ее жизни, кусочки скорлупы падают на бортик. Яйцо в конечном итоге обнажается, и что может быть более целостным и элементарным, чем такой вот простой белый овал?

Элиза держит яйцо на ладони точно магический кристалл.

И вода отвечает.

24