Форма воды

То, что до этого момента он никогда не испытывал на себе все возможности тренированного агента КГБ, – об этом Хоффстетлер подумал много позже, – говорит о том, что он всегда был полезным информатором. Михалков, не поднимая глаз, хватает собеседника за руку и дергает на себя, точно закрывая жалюзи.

Хоффстетлеру остается только упасть на колени; подбородком он ударяется о стол и прикусывает язык. Михалков заводит руку Хоффстетлера тому за спину и тянет вверх. Физиономия ученого расплющивается о скатерть, и музыканты, которых он видит краем глаза, дружно подбирают челюсти и начинают играть.

– Посмотри на крабов, – Михалков вытирает рот салфеткой. – Давай, Дмитрий.

Подбородок болит так, что трудно шевелиться, кровь не пойми откуда капает на стол, но он смотрит, двигая только глазами. Громадный аквариум нависает над ним – цунами, пойманное стеклянной стенкой, но все еще грозное.

Даже в таком состоянии Хоффстетлер понимает, что имеет в виду Михалков. Обычно ракообразные ведут себя вяло, еле шевелятся, словно умерли или заснули, но сегодня они возбуждены, шевелят конечностями и щелкают клешнями, пытаясь вскарабкаться по стенам, выбраться наружу.

– Они похожи на тебя, разве нет? – говорит Михалков. – Им нужно расслабиться. Принять свою судьбу. И все же их головы посещают большие идеи. Бегство, свобода. Только это все пустая трата энергии. Они не знают, насколько велик мир за стенками.

Он берет вилку, и Хоффстетлер не может оторвать от нее глаз: чистая, серебряная, слегка поблескивает. Миг, и острия вилки прижимаются к его плечу, щекочут кожу.

– Маленький изгиб, и рука отвалится. Словно масло, – Михалков тычет вилкой в затылок Михалкова. – И хвост. Очень просто. Изгибай и тяни, и вот, он отрывается.

Вилка движется снова, скользит по рубашке, пока не останавливается на бицепсе.

– С ногами все просто. Бутылка вина, перцемолка… отрывай лапки и высасывай мясо, оно едва не брызжет из панциря, – Михалков облизывает губы, точно оценивая вкус. – Я могу научить тебя, как это делать, Дмитрий. Полезная вещь – как разобрать животное на части.

Он ослабляет хватку, и Хоффстетлер оседает на пол, нянча поврежденную руку. Хотя слезы мешают ему видеть четко, он различает жест Михалкова и чувствует, как огромные лапы Бизона поднимают его и устраивают на стуле.

Комфорт в этот момент кажется чем-то гротескным, ситуация требует, чтобы он извивался на полу. Он нащупывает салфетку, прикладывает к подбородку, где есть кровь, но не так много.

Лев Михалков прекрасно знает, что делает.

– Начальство сообщило, что извлечение невозможно, – говорит он, насыпая сахара в чай. – Я сделал все, что обещал, попытался их убедить. Я сказал им, что Советский Союз по некоторым направлениям уступает Штатам, но в космосе мы лидеры! Образец из «Оккама» мог бы укрепить наше положение, – он пробует чай, поеживается. – Только что простой агент вроде меня может знать о таких вещах? Я – ручное животное. Точно как ты сказал. Все мы, Дмитрий, ручные животные для кого-нибудь.

Хоффстетлер комкает окровавленную салфетку и ухитряется выдавить между судорожными вдохами:

– Так что, оно умрет? Мы позволим ему умереть?

Михалков улыбается:

– Союз никогда не бросает верных людей просто так.

Он вытирает руки и поднимает с соседнего стула небольшую черную коробку из пластика. Щелкают запоры, и глазам Хоффстетлера предстают три объекта в гнездах среди амортизирующего материала.

Михалков достает первый, нечто такое, чего Хоффстетлер никогда не видел: размером с бейсбольный мяч, сплошь из изгибов металлической трубы, нечто вроде изготовленной на коленке гранаты, разве что спаянной с профессиональной аккуратностью и укрепленной, где надо, эпоксидной смолой. Маленькая зеленая лампочка, что сейчас не горит, расположена по соседству с красной кнопкой.

– Мы называем это «хлопушкой», – говорит Михалков. – Игрушка из Израиля. Помести ее в десяти футах от главных предохранителей в «Оккаме», нажми кнопку, и пятью минутами позже она даст такой пробой напряжения, что все электричество отрубится. Освещение, камеры, все. Очень эффективно. Но я тебя предупреждаю, Дмитрий, что предохранители заменят и все восстановится, так что рассчитывай время. Максимум, что у тебя есть, – десять минут, чтобы выполнить задачу.

– Задачу, – повторяет Хоффстетлер.

Михалков кладет «хлопушку» на место и с нежностью фермера, берущего в ладошки новорожденного цыпленка, извлекает второй предмет. Его Хоффстетлер узнает, поскольку чем-то похожим он пользовался не один раз, и не всегда для хороших дел: полностью собранный шприц.

Михалков показывает третий объект, ампулу с серебристой жидкостью.

И то и другое он держит с куда большей осторожностью, чем «хлопушку», и одаривает Хоффстетлера доброй улыбкой.

– Если американцы собираются ликвидировать Образец, как ты говоришь, то нам остается единственный способ действий – сделать это первыми. Сделать инъекцию этого. Раствор убьет Образец, но, что более важно, он разъест его внутренности, так что ничего не останется для изучения, только кости. Ну и пригоршня-другая красивых чешуек.