Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Балестр назначил Экклстоуна ответственным за рекламу всех видов автоспорта, однако того интересовала лишь «Формула-1». У него была ясная цель: превратить этот спорт энтузиастов в выгодное предприятие. Несмотря на все разговоры про «шоу» и прочие словечки из индустрии развлечений, несмотря на эффектные панорамы барселонской набережной и Монако с его яхтами, которым полагалось натолкнуть телезрителя на мысль туда съездить, реальность ничуть не изменилась. Многие автодромы обеспечивали гостям первоклассное зрелище, однако на телеэкране всё выглядело куда скромнее. Некоторые организаторы игнорировали требования Экклстоуна. Владельцам трасс во Франции, Бельгии и Великобритании было предписано устранить недостатки. Отказались только англичане. Экклстоун настаивал, чтобы «Британский королевский автоклуб» сделал окончательный выбор между Брандс-Хэтч и Сильверстоуном и избавился от грязи. В БКА Экклстоуна не любили и подчиняться не стали. Ни БКА, ни члены ФОКА, ни устроители гонок не разделяли идей Экклстоуна — во многом потому, что сам он толком ничего не объяснял.

По контракту с ЕВС в сезон должно было проходить шестнадцать гонок. Организаторы этапов в Австрии, Аргентине, Бразилии и США жаловались на финансовые проблемы, которые ставят проведение Гран-при под угрозу. Экклстоун предлагал инвестировать свои средства в обмен на долю прибыли. Поскольку никогда не угадаешь, соберётся на трибунах тысяча зрителей или сто тысяч, он требовал передать «Оллспорту» все права на размещение рекламы, а также продажу зрителям товаров и услуг. Руководство «Нюрбургринга» это не устроило, и тогда Экклстоун перенёс Гран-при в Хоккенхайм. С владельцами бельгийской трассы в Спа он договорился, что те бесплатно получат этап «Формулы-1» ещё на десять лет в обмен на всю выручку с продажи билетов, пунктов общественного питания и даже туалетов. Финансово неблагополучным автодромам он оказывал помощь на совершенно разных условиях. Телеаудитория непрерывно росла, и предложения организовать этап «Формулы-1» поступали со всего мира. Убыточные этапы в Голландии и Австрии он терпел недолго. Разрыв соглашения следовал без всяких церемоний. Экклстоун не любил долгих разговоров.

— Главная трудность в нашем деле, — говорил он тогда, — что люди не хотят смотреть в лицо реальности. Вечно у них дурацкие мечты да сказки. Нет в нашем бизнесе ничего особенного. Вообще нет. Это факт.

Тем, кто добивался встречи, он сообщал: «Я не желаю вас видеть. Одного разговора вполне достаточно». Тянувшим время предъявлял ультиматум: «Не нужно встреч. Нужно решение».

Правоту Экклстоуна подтвердил в 1985 году успех Гран-при Австралии в Аделаиде. Решение перенести туда гонку из Мельбурна было принято, когда в 1984 году в Англию прилетел премьер штата Южная Австралия Джон Бэннон и пообедал с Экклстоуном в чессингтонском пабе «Стар». Они быстро пришли к соглашению: центр Аделаиды будет временно превращён в гоночную трассу. Результат — четырёхдневное празднество для 300 тысяч зрителей — обещал превзойти все ожидания.

Следующими в очереди были страны социалистического лагеря. Россией правил Леонид Брежнев, который увлечённо коллекционировал автомобили: у него были и «феррари», и «роллс-ройс». Кремлёвские чиновники обратились к Экклстоуну с идеей устроить Гран-при в Москве. Когда в 1982 году Брежнев скончался, решение ещё не было принято. «А потом мэр, — с хохотом вспоминает Экклстоун, — предложил нам гоняться по брусчатке на Красной площади, а все деньги пропустить через банковские счета его жены». Вместо этого Экклстоун потратил три года на переговоры с правительством Венгрии. С инициативой выступил организатор Гран-при Бразилии Тамаш Рохоньи, венгр по происхождению, заключительный же этап обсуждения проходил во время прогулки по Дунаю. За обедом курировавший проект венгерский министр шёпотом спросил Рохоньи:

— Вы уверены, что всё получится?

— Да. А что такое?

— Если не получится, меня расстреляют.

Несмотря на мороз и снег, автодром в Будапеште был сдан к маю 1986 года. 240 тысяч зрителей со всей Восточной Европы наблюдали за этим явлением западной культуры в социалистической стране — за целых три года до падения Берлинской стены.

Находясь в Будапеште, Экклстоун услышал, что там пройдёт аукцион изделий из серебра. В долларовом эквиваленте великолепные украшения стоили совсем недорого. Торги были в разгаре, и тут Экклстоуна кто-то дёрнул за рукав.

— Пожалуйста, не повышайте цену, — взмолился престарелый раввин. — Всё это серебро награблено по синагогам во время холокоста.

Экклстоун не стал торговаться со стариком.

На следующий день он, как обычно, не дождался конца гонки. Перед последним кругом он запихал бумаги в свой портфель и вместе с Мосли направился к вертолёту. Позднее Экклстоун скажет: «Я могу позволить себе единственную роскошь: улетать сразу после гонки». Он не увидел, как первым пересёк финишную черту Нельсон Пике на «Уильямсе», а завоевавшее очевидный политический и спортивный успех мероприятие вполне ожидаемо стало мишенью для критики.