Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Пауэрс воспользовался неразберихой и в марте 2000 года продал немцу свою долю за живые деньги и акции EM.TV в три раза дороже, чем купил всего месяц назад у Экклстоуна. Согласился продать свою долю и Ланфере — но только за акции EM.TV. В итоге Хаффа отдал за 50% «Формулы-1» 712,5 миллионов долларов и ещё акции своей компании общей стоимостью 880 миллионов. Всего за день «Формула-1» подорожала с 2,6 до 3,4 миллиарда. На новой немецкой бирже «Нойер-маркт», где торги регулировались не слишком жёстко, акции EM.TV взлетели на 3000% по сравнению с начальной ценой. Беззаботный Хаффа так и не поручил своим юристам изучить условия, на которых приобрёл акции «Формулы-1». Он полагал, что Пауэрс и Ланфере уже провели все необходимые проверки.

Заметив такую недальновидность, Экклстоун предложил Хаффе акции из «своей» половины, которая всё ещё принадлежала трастовым компаниям. После сделки между Пауэрсом и Хаффой цена акций повысилась. Немец с радостью принял предложение и приобрёл опцион на покупку ещё 25% акций по цене чуть ниже миллиарда долларов. Экклстоун, как обычно, не стал праздновать успех, однако теперь он постоянно держал в кармане толстую пачку пятидесятифунтовых банкнот, подчёркивая новообретённый статус миллиардера. Богатство только укрепило его решимость покончить со снобами, заправлявшими Гран-при Великобритании в Сильверстоуне.

Экклстоуну не особенно нравился Сильверстоун — участок земли площадью восемьсот акров, принадлежащий Союзу британских автогонщиков (СБА). Там проводился первый Гран-при Великобритании в 1950 году, а также проходили все гонки «Формулы-1», начиная с 1987 года. Обшарпанные здания, грязь и плохие дороги должны были, по мнению Экклстоуна, стать приговором руководству автодрома, однако он относился к Сильверстоуну вполне доброжелательно, пока главой СБА не выбрали в 1992 году Тома Уокиншоу. Большинство членов Союза автогонщиков под предводительством Кена Тиррела выступило против финансовой реформы, предложенной Уокиншоу. Он убедил правление вложить 5,3 миллиона в собственные убыточные предприятия и отмахивался от упрёков в злоупотреблении полномочиями, пока не был отправлен в отставку вместе со всем руководством. Экклстоун огорчился уходу Уокиншоу, положившему конец всем надеждам на реконструкцию Сильверстоуна, тем более что он так и не понял причин отставки. Он говорил:

— Я не задаю вопросов, если не хочу знать ответа. В «Формуле-1» принято давать обещания и работать на свою команду с мыслью: «Завтра всё будет хорошо». А они не выполняют обещаний. Собственные глаза скрывают от них реальность.

К руководству в СБА пришли богатые энтузиасты, которым не нравилось, что Экклстоун превратил их любительский спорт в предприятие мирового масштаба. Средств у Союза было мало, и он не желал заниматься обновлением древнего автодрома. В отличие от других трасс «Формулы-1», Сильверстоун не финансировался государством, а возросшие доходы Экклстоуна исключали даже малейшую возможность добиться правительственной субсидии, поскольку она в конечном итоге ещё сильнее обогатила бы владельца «Формулы-1». Впрочем, сам Берни не желал слушать никаких оправданий. Руководство СБА должно, вне зависимости от своих доходов, найти деньги, чтобы платить ему и командам, а также чтобы модернизировать инфраструктуру. Его интересовала не взаимная выгода, а собственная. Их долгий спор завершился категорическим отказом СБА и БКА приводить Сильверстоун в соответствие с мировыми стандартами. Экклстоун с искренним удовольствием пригрозил: «Не хотите — не надо. Я проведу гонку в другом месте».

Гнев Экклстоуна был направлен, в частности, против Джеки Стюарта — СБА избрал бывшего чемпиона послом британского автоспорта. В 60-е годы их отношения были весьма прохладными, а в связи с достижениями Экклстоуна они только ухудшились. Поддавшись влиянию Кена Тиррела, знаменитый гонщик был недоволен, что Экклстоун зарабатывает на автоспорте больше всех в мире. По мнению Стюарта, именно он способствовал процветанию Экклстоуна, так как в своё время представил того правителю Малайзии, желавшему провести у себя Гран-при. В начале 90-х Стюарт познакомил Экклстоуна ещё и с наследным принцем Бахрейна (где вскоре также появился этап чемпионата) и почему-то рассчитывал на благодарность. «Берни считает, что плоды каждой сделки принадлежат ему одному», — сокрушался Стюарт. Их вражда никак не кончалась.

Макс Мосли называл Стюарта «дурнем в кепке», Экклстоун же был менее снисходителен. В 1997 году взаимная неприязнь ещё усилилась, когда он на Гран-при Монако отвёл команде Стюарта неудобное место с краю паддока. «Я просто устроил его поближе к дворцу, Стюарту же хочется быть королём. — Экклстоун презрительно напомнил шотландцу, кто здесь главный, и добавил: — За что его вообще любят?»