Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Вылилась эта скрытность в то, что журнал раскопал три судебных процесса. В декабре 1971 года, на заре карьеры Экклстоуна, судья Гофф отметил его налоговые манёвры: «Они иллюстрируют явные способности к финансовым махинациям». Позднее другой судья охарактеризовал моторхоум, откуда он управлял «Формулой-1», как «нечто вроде шатра, откуда король следит за полем боя. Есть в нём и придворные, которые обеспечивают доступ к владыке». Самый же неприятный отзыв оставил в 2000 году судья Лонгхорн в деле корейской корпорации, строившей автодром: «Он ведёт дела без всяких записей, полагаясь лишь на собственную память, и она время от времени его подводит». Мало того, судья добавил: «Должен отметить, мистер Экклстоун не всегда держит данное слово… У меня есть определённые сомнения в той части его показаний, которая не подтверждена независимыми свидетельствами». В защиту Экклстоуна следует сказать, что по делу был вынесен оправдательный приговор, а его противников вскоре осудил корейский суд.

Статья вышла в «Экономисте» 15 июля 2000 года и указывала на «ряд вызывающих беспокойство обстоятельств», а именно, финансовую «закрытость», тесные связи Экклстоуна с Мосли и конфликт интересов между его компаниями и ФИА: «Почти все деловые отношения в „Формуле-1“ подёрнуты туманом скрытности. Мало того, что условия всех контрактов объявлены „коммерческой тайной“, ещё и само существование некоторых соглашений держится в строгом секрете. Никто внутри самой „Формулы-1“ не ставит эффективность её структур под сомнение. Вот как бывает, когда одному человеку удаётся вцепиться в спорт мёртвой хваткой».

В «Экономисте» полагали, что «мутная» «Формула-1» может «подпортить репутацию» политикам, спонсорам и крупнейшим автопроизводителям. Редакционная статья заканчивалась словами: «Когда запашок становится слишком сильным, спорт рискует потерять главное — любовь широкой аудитории».

В Лондоне любой пришёл бы в бешенство от таких обвинений и немедленно подал в суд за клевету, однако Экклстоун оставался равнодушен к критике. Он отмахнулся от требований обеспечить «прозрачность и механизмы контроля», упрямо заявляя: «У меня есть своё мнение, которое я считаю правильным и буду защищать. Без боя я не уступлю». Он знал, что от него рано или поздно отстанут.

Последним сдался Вольфганг Айзеле. Вернуть полмиллиона долларов так и не удалось, но немец больше не представлял серьёзной угрозы, и Экклстоун проявил великодушие. Он послал тому билет на Гран-при Германии и пригласил его вместе пообедать. «И ещё краснокожий повержен в прах», — напевал Экклстоун, подражая группе Queen{23}. Он, как никто, умел обратить поражение в победу: затягивал время, ссорил противников между собой или вдруг просто выныривал из гибельной трясины с выгодной сделкой в зубах. Именно такую возможность он усмотрел в ходе битвы за Гран-при в Сильверстоуне.

Новый президент Союза автогонщиков Джеки Стюарт был полон решимости не дать Экклстоуну перенести в 2002 году Гран-при Великобритании в Брандс-Хэтч. Желая сохранить гонку в Сильверстоуне, бывший чемпион мира заручился поддержкой Джона Прескотта, отвечавшего в правительстве за вопросы транспорта и охраны окружающей среды. К радости Стюарта, 8 сентября 2000 года правительство отозвало выданное властями графства Кент разрешение на реконструкцию Брандс-Хэтч.

Основатель и глава купившего автодром «Октагона» Фрэнк Лоу был в ужасе. Уловка Стюарта грозила его компании колоссальными потерями, ведь она уже взяла на себя обязательства по проведению гонок сроком на десять лет. Хотя «Октагон» был британской компанией, даже банкротство не спасло бы Лоу от краха, поскольку Экклстоун и Фулстон предусмотрительно потребовали от учредителя «Октагона» — американского рекламного холдинга «Интерпаблик» — гарантию, что все долги их дочерней компании будут покрыты. У Лоу оставалась одна надежда: если отменить Гран-при Великобритании, то усилия Стюарта пойдут прахом. Экклстоун решил идти до конца. Они со Стюартом опять сцепились из-за разрухи в Сильверстоуне и снобизма его руководителей.

— Берни, — начал Стюарт, — за одно выступление мне платят сто тысяч долларов, но, бывает, я прошу и меньше. Тебе тоже стоит умерить аппетиты. Англии-то можно дать скидку. Подумай о национальных интересах, о благе для промышленности, о том, как всех разозлит отмена Гран-при.

— Чушь, — возразил ему Экклстоун. — Я плачу налоги здесь, а ты двадцать лет прятался от них в Швейцарии. Ничего я Англии не должен. Мне плевать на Гран-при Великобритании и на прессу тоже плевать.

Стюарт полагал, что такая откровенность дорого обойдётся Экклстоуну. По меньшей мере не видать ему теперь наград и званий. Во многих странах его осыпали почестями, тогда как родное правительство молчало. Не то чтобы это его совсем не трогало — просто Экклстоун всегда старался выгадать там, где другие даже не пытались.